Владимир Яковлев - Были/небыли

Плесневелый разум, чувства оскопив,
Сможет ли напиться соком бытия?
Коли интеллект твой узок и ленив
Жизнь твоя подобна жизни муравья.

Так бы и протух я в скорлупе своей,
Но в дали высокой песня разлилась.
Пел под небосводом, нет, не соловей,
Жаворонок звонкий, к солнцу вознесясь.

Проглядел глаза я, синь всю испахав,
Вот он, словно точка в небе голубом.
Воздуха и света бирюзовый сплав
С маленькой пылинкой, крошечным штрихом.

Раньше бы вниманье я не обратил,
Мало ль кто щебечет за твоей спиной.
По большому счёту я не мелофил,
Различаю, впрочем, пение и вой.

В тот раз от безделья, от жары сомлев,
Слушал я пассажи, россыпи рулад,
Трелей самоцветных простенький напев,
Тем переплетенье, чистых нот каскад.

Что со мной случилось, я не знаю сам,
Что-то надломилось, хрустнуло в груди…
Прошлое осталось где-то сзади там,
Новое сверкнуло где-то впереди.

В маленьком большое трудно разглядеть…
Серенькая мышка, пришибёшь щелчком,
Вылезет из норки… не забудешь впредь,
И пойдёшь по жизни под другим углом.

Так вот получилось, я с тех пор другой,
То, что отрицал, всё пробую понять.
Жаворонок, птаха, стал тому виной.
Хорошо, что время не воротишь вспять.

Застрелил дед парнишку за розу,
Что в саду у него расцветала.
Дробью крупной смертельную дозу
Прямо в сердце всадил горсть металла.

Ну нашкодил парнишка, конечно,
Тёмным вечером в сад воровато
Он пролез сквозь ограду неспешно
Принижая опасность расплаты.

Для любимой в подарок, разочек…
Нехороший поступок, и всё же,
Так не может быть, чтобы цветочек
Человечьей был жизни дороже.

Старый пень, жадный до исступленья,
Не читал в жизни Библию вовсе,
Вызывает он только презренье,
Я б его утопил в дихлофосе.

***

«Подсудимый, скажите, как было?
Вашим действиям есть ли причина?»
«Воевал, бил фашистов не хило,
Три награды, дошёл до Берлина.

Десять лет садовод я любитель,
И готовил, совсем не обеды,
(Как-никак, ведь и я – победитель)
Свой сюрприз к юбилею Победы.

Роза синяя, символ упорства,
Чтоб утопию сделать возможной,
Нужно капельку взять чудотворства,
Я скажу вам без скромности ложной.

Если б парень мне стукнул в калитку,
Попросил, с уважением к деду,
Подарил бы ему я, навскидку,
Три цветочка в честь нашей Победы.

Он же пёрся дороги не чуя,
Не обрезал цветы аккуратно,
Матом крыл, целиком куст корчуя,
Труд сгубил многих лет безвозвратно.

А когда я к нему обратился:
«Что ж ты делаешь? Разве так можно?»
Он надменно, с ленцой, возмутился:
«Ты б валил, дед, отсель осторожно.

А то вытолкну нафиг пинками.
Мне цветы подарить нужно бабе,
А ты мечешься здесь под ногами
Как гнилой тарантас на ухабе.»»

Закипело тут сердце солдата,
Показалось ему – он на фронте,
Говорит подполковник: «Ребята,
Вы врага только не провороньте!

Вот стоит он и нагло смеётся,
Вы не дайте уйти безвозбранно,
Расплатиться по счёту придётся,
Наказанье не будет гуманно.»

«Потемнело в глазах, замерцало,
Вы простите, судья, ради Бога,
Я попал под статью трибунала
И жалею об этом немного.»

***

Я по Библии знаю, как надо…
Если б кто-то меня вдруг спросил:
«Чтоб ты сделал на месте солдата?»
Знаю я как бы я поступил…

Счастье не каждому в руки даётся,
Трудно бывает его разглядеть.
Мне повезло, потому что сдаётся,
Я теперь знаю, как им овладеть.

Нет, поначалу я думал иначе:
Уз Гименея мне не избежать.
Но, на семейное счастье батрача,
Можно себя в нём совсем потерять.

Можно, конечно, махнуть на рыбалку,
Море, тайга, тишина, облака.
Пей себе вволю, коль печень не жалко,
Плохо одно – слишком ночь коротка.

Счастье по смыслу не может быть долгим,
Но и коротеньким быть не должно,
Счастье не может быть грубым и колким
Счастье в движении заключено.