Вячеслав Иванцов - 36,6. Современная поэзия

Что в подсознании скрыто моём?

И почему я так жду нашей встречи?

И почему рад, что ты в этот вечер

Вместе со мной говоришь обо всём?

Ангел бескрылый падает вместе со снегом.

Снег разрывает на мелкие, мелкие звёзды.

Звёзды сверкают на синем, безоблачном небе.

С неба срываются ангелы тихо и просто.

Просто не ждите сегодня пророка.

Он не придёт, он устал от беспочвенных сует.

Тихо закрывшись в тёмной, каменной келье

Ангелов, небо и звёзды рукою рисует.

Где трава не цветет, и уходят под лёд

Золотых слов изящные звуки.

Там мы будем с тобой, бесконечной лозой

Заплетём в нашей нежности руки.

Чушь позволим нести. И никто расплести

Нас не сможет, как ты не пытайся.

И у храма сердец ожидает Творец,

Просит нас исповедаться. Кайся!

Ты признайся ему в бесконечной любви,

Что сильнее, чем сна передозы.

Он отпустит грехи и подарит стихи

Красивее, чем майские грозы.

Чтоб пылали в огне, чтоб они о тебе,

Ни о ком больше даже не пели.

Улыбнись просто так. Да, я – полный дурак,

И меня обучить не успели,

Как забыть все слова, чтоб моя голова

Снова думать хотела о важном.

Чтоб случилось со мной то, что бросит в прибой —

Что случается, в принципе, с каждым!

Бывает – даже не с кем поделиться!

Бывает – даже некого обнять.

Вокруг тебя одни чужие лица

Всех тех, кто не пытается понять!

А ты хранишь внутри себя бесценный

Почти уже истлевший уголёк,

И ищешь взглядом, кто тебя оценит,

Кто так же, как и ты, его сберёг!

Говорят, это – яд. Говорят – от него нет спасения.

Все эмоции спят, потерялись во мраке нутра.

Сердце есть? Сердца нет. Просыпаюсь – опять воскресение,

И живу кое-как кое-где от утра до утра.

Всё живёт. Всё в снегу. Всё покрылось до сумерек инеем.

Завтра лёд разорвёт, вскроет в сердце пульсацией шрам.

Говорят, это – яд. Говорят – от него нет спасения.

Только есть ли в нём толк? Или это всё только обман?

Заставлять что-то жить, изнутри рвать на части эмоцией.

Задаваться вопросом: А будет ли жизнь без неё?

В сердце стрелы Амура гниют безобразной занозою,

Только больше нет боли, когда птицей в небо зовёт.

Только солнце восходит не так, как обычно, с рассветами.

Только ноты звучат, но не те, если струны звенят.

И зима – не зима. И весна – не весна. То же с летами!

Говорят, что любовь – это яд. К чёрту всё!

Да, пускай говорят!

В руках растают две слетевшие снежинки.

Как многогранен в их точёных стрелах мир!

Воспоминания, как яркие картинки,

Давно затёртые рассказами до дыр.

Под бой курантов всё былое станет прошлым,

Судьба под ноги бросит новые пути.

И выбирать придётся, где быстрей и проще,

А где труднее до своей мечты дойти!

В лучах софитов радостные звуки.

Там ты и я. И сердца тихо стуки.

Там ты и я. И к общему покою

Я гордый нрав проткну своей иглою.

Я не далёк. И ты не слишком близко.

С тобою в лёгкие вдыхая, выдыхаем.

В моём мозгу какая-то описка:

Всё это в шутку! Это мы играем!

В темноте силуэт и браслет на руке.

Эта тайная дрожь непонятная глазу.

Как дойти до тебя, не забыв все слова?

Как сказать, наконец, эту главную фразу?

Я могу, но боюсь. Я кричу, но в себя.

Я молюсь, но кому? Что мне делать – не знаю!

Я увижу тебя и сгорю весь дотла.

Очень долго в себе я всё это скрываю!

В тусклом свете одичавшего огня,

С бесполезностью расшатанной идеи.

Я ищу частицу зла внутри себя —

Зла на свой отказ к своей стремиться цели.

Я хочу найти в себе такой мотив,

Чтобы он помог потом с пути не сбиться.

И, в конце концов, идеи воплотив,

Я смогу чего-то большего добиться!

Давай распахнём одинокие двери,

Раскрутим на части замок.

Пройдём, вспоминая баталии в сквере,

Забор на газоне у ног,

Стихи на эстраде, бачату для многих,

Кто скромность запрятал в карман.

Почувствуем боль на знакомой дороге

От всех кровоточащих ран.

Ты помнишь, как башня втыкалась осколком,

Похожим на сколотый зуб,

Как будет потерян для многих потомков

Любимый свердловский рок-клуб.

Как все, кто не струсил, Исеть обнимали,

Но всё исковеркал экран.

Как «городом бесов» наш город прозвали

Все те, кто боролся за храм.

Как ночью сносились дома и усадьбы,

Деревья рубились с плеча.