Алексей Клыков - Песни Леля. История моей Руси

Снегов и ветров сторона,
болот и дебрей непролазных.
Не слишком сильная страна,
её ведь не построишь сразу.
Родов власть всюду и племён,
порядок тот окреп с годами.
Все шли природе на поклон,
и в духов верили с божками.
Под пение весёлых струн
иль в полночь, видя тьму,
твердили: бог богов – Перун,
мы верим лишь ему.
Но был в надежде той изъян,
что и пришлось признать.
Не мог могучий истукан
на всё ответы дать.
И стало ясно с ходом лет —
былого тает сон.
Сменил его Христов завет,
как вера и закон.
Его признал Владимир князь,
Всё, изменив за ночь.
Сказал: божков забудем власть
и духов тоже прочь.
Не каждый сей приказ принять
душою был готов.
Как можно идолов предать?!
Свергая их с холмов!
Но спорить с князем – тяжкий труд,
его зазря не тронь.
Всех несогласных засекут
иль бросят их в огонь.
Свершилось то, что решено,
Мир, поменяв кругом.
Не с Перуном жить суждено
отныне, а с Христом.

Какие княжича заботы,
они известны наперёд:
война, да славная охота,
и долгий праведный поход.
Тренировать юнцом стал руку,
мужам отважным подражал.
Владел вполне мечом и луком
и зверя часто поражал.
Да только та не вечна слава,
мужал малец день ото дня.
Померкли праздные забавы,
в стране то мор, а то резня.
Кого-то в рабство угоняли,
куда-то вдаль, на край земли.
Кого-то просто убивали,
а их дома нещадно жгли.
Став князем, знал, что власть от бога,
о том негоже забывать.
Конечно, править нужно строго,
но зря народ не обижать.
И лишь врагов щадить не надо,
и эта истина для всех.
Коль с басурманом нету слада,
убить его совсем не грех.
И, как всегда, за око – око,
и тот расклад совсем не нов.
И за жестокость – лишь жестокость,
а что поделать, мир суров.
В конце пути правитель строгий
припомнил о вещах иных.
Совет давал, чтоб чтили бога
и мудрых пастырей своих.
Чтоб вечно старших уважали
и были вместе, коль беда.
Чтобы в обиду не давали
свою отчизну никогда.

Он не старался мир менять,
иной был князю послан нрав.
Устои лучше сохранять,
нередко повторял Мстислав.
Долг одного повелевать,
другого подчиняться.
И тот порядок изменять
не стоит и пытаться.
Мстислав себя судьбе вверял
и к небесам взывая,
нередко долго воевал,
победы вкус вкушая.
Врагов мечом в бою разя,
у стен и в чистом поле,
он верил, что без войн нельзя —
правителя в том доля.
А вот Славянам убивать
друг друга не годится.
Чем свары часто затевать —
им лучше примириться.
Так шли недели и года,
и всякое бывало.
Но очень скоро, как всегда,
жизнь подошла к финалу.
Был прав властитель и не прав,
мирясь и убивая.
Подстригся в схиму князь Мстислав,
мир этот оставляя.

Где монастырь вдруг появлялся
(приют для беспокойных душ),
там вскоре мир преображался,
селеньем становилась глушь.
И даже войны обходили
места те в страшные года.
Такой защитой дорожили,
грозила без неё беда.
Земная жизнь бывает грозной,
один ограблен, тот убит.
А в сане есть простая польза,
он, если нужно, защитит.
Но радость для души в лишеньях,
расти ей можно, лишь скорбя, —
Твердил очередной отшельник,
в лес от соблазнов уходя.
Возможно, в чаще лишь укрыться,
где жизнь спокойна и тиха.
Там можно день и ночь молиться,
себя спасая от греха.
Немало тягот и лишений
в лесной, неведомой тиши.
Но это верный путь к спасенью,
пускай не плоти, но души.
Дух укрепляют тела муки,
был в том отшельник убеждён.
И к небу вновь тянул он руки,
и был неистов тот поклон.
Такая жизнь от зла спасала,
и веры луч горел в груди.
Она вдруг тайны открывала
того, что будет впереди.
Но знал провидец: всё умчится,
ведь жизни срок давно сочтён.
Своими знаньями кичиться
здесь, на земле, не должен он.
А все заботы о насущном
уйдут как боль, как тяжесть бед.
Всё главное – оно в грядущем,
где вечный рай и божий свет.

Пиры князья всегда любили,
чтоб плоть и душу веселить.
И пусть метели нудно выли,
а всё равно хотелось жить.
Тем более, коль враг повержен,
и наступал недолгий мир.
Набеги, битвы, ну а между —
весёлый и разгульный пир.
Взмывали чары за победы,
за то, что обманули смерть.
Давались за столом обеты,
в делах быть верными и впредь.
Доволен князь такой дружиной,
с ней можно чёрта побеждать.
И своему желал он сыну,