Юрий Павлов - Лирика. Избранное

Толкало кровь, не сбившись с ритма.

В твоих глазах плескалась грусть,

Не слышал я твоей молитвы.

Теперь осталась только память,

О тех былых, прошедших днях;

И не убавить, не прибавить,

К тому, что скоро станет прах.

Теперь остались только грёзы,

О той, несбывшейся любви,

И обагрились кровью слёзы;

В душе моей – слова твои.

Теперь остались только раны,

Рубцами сердце, изорвав;

И просочился след кровавый,

Сквозь сердце, душу пропитав.

Вновь отзвонят колокола,

За упокой любви небрежно;

И звон печальный, как хвала,

Душе загубленной и грешной.

Она письмо мне написала,

И в нём немного было слов:

Из Блока несколько стихов…

Ну что ж – и этого немало.

И я ответил бы стихами,

И спел бы песню о любви.

Любви, которая, как клятва

Меж закадычными друзьями,

Сердца скрепляет на крови.

Я всё такой же, объяснимый;

Немного странный и ранимый

От слов твоих, порой до слёз,

Всё жду, когда же образ милый,

Прекрасный и неповторимый,

Войдёт в обитель моих грёз.

Она смеялась надо мной

И называла лягушонком.

И говорила – Сладкий мой!

И обращалась, как с ребёнком.

А я всё злился, что она,

Во мне не видела мужчины,

И всё стремился отыскать,

Тому, какие-то причины.

Она со смехом отвечала,

Что я не в тонусе опять…

И что не секс, любви начало,

И выразительно молчала,

С улыбкой глядя на кровать.

Опять провинился в чём-то?

Опять называешь гадким!

Довольно уже, девчонка,

Вчера ещё был я сладким.

Такой же я, как и все мы,

Не лучше, но и не хуже;

Ну может, немного скверный,

Похабный ещё к тому же.

Но я не монах из скита,

И рук за спиной не прячу.

Душа у меня открыта,

Ударишь, я не заплачу

Щеки подставлять не стану,

Но зла не держу за душою,

И только на сердце рану,

Рубахой уже не скрою.

Она любила горький шоколад,

Но не любила целоваться в губы;

От смуглой кожи терпкий аромат,

И белоснежные, в улыбке, зубы.

С утра сидела на очке,

Дезодорантом воздух пшикала;

Спуская кнопку на бачке,

Под шум воды, сбегавшей, пукала.

Она носила жёлтые трусы,

Ругалась матом и, бывало, грубо;

Пинцетиком, у зеркала, усы

Щипала. Целоваться, не любила в губы.

Она смеялась и, порой, до слёз.

Она балась, не снимая шубы.

Любовь воспринимала, как курьёз,

И не любила: целоваться в губы.

Чахоткою похоть гложет

Плоть мою точит и точит

Зачем же, она, о Боже!

Меня колдовством морочит.

Душа уж давно иссохла,

И сам я бледнее тени,

Зачем целовал её ноги,

Зачем обнимал колени?

Воле уже не властен,

Груди и мял и трогал,

И, распаляясь страстью,

Она раздвигала ноги.

Зачем целовал её лоно?

Губами, лаская губы,

И, возбуждаясь стоном,

Жадным я был и грубым.

Я вспоминаю наше детство,

Мой дорогой, мой старший брат [1] Стих посвящён старшему брату жены .

Ты, всем мальчишкам, по соседству,

Был командиром, помнишь брат?

В войну играли ребятишки,

Вы в детстве бредили войной,

И, слава Богу, вам мальчишки,

Война запомнилась игрой.

Строгал из досок автоматы,

И пистолеты делал брат.

Маршировали аты-баты,

Ты улыбнулся, вспомнил брат?

А младший, Генка, вспомни братик,

Всё хныкал – Юлка, автомат,

И за тобой бежал, солдатик,

И плакал, вспомни, помнишь брат?

И вот уже виски седые,

Я вижу твой усталый взгляд,

Но мы душою молодые,

Мой повзрослевший старший брат.

Ласкали скалы седые волны,

Сверкал зарницей в ночи маяк,

И были думы печалью полны,

И вспышки молний сгущали мрак.

Я слушал море, раскаты грома,

Волна лизала песок, шипя;

И этот берег, вдали от дома,

Где я, так пылко, любил тебя.

Лик переменчивый тая,

И аватарами играя,

Непостоянная моя,

И постоянная – чужая…

Когда клубясь сырым туманом,

Ты низвергаешься со скал,

Я содрогаюсь, Ниагара,

Звериный видя твой оскал.

Округа трепетно внимает,

Твой мощный рокот глушит всё,

Под сердцем ужас застывает,

Упруго воздух бьёт в лицо.

И очарованный тобою,

Смотрю, и глаз не отвести,

Читать дальше