Вот так всегда, когда проходишь рубежи,
Где без расплаты чудеса.
И навсегда однажды выдумана жизнь,
А в самом деле — полчаса.
И остается только ждать
Под синью напряженных жил, —
И от себя не убежать,
И остается только ждать
И жить как жил.
И стук колес, и сердца стук?
Во мне — сливается в один.
И шелест книг, и синий свет витрин —
Все это позади,
Осенняя печаль и солнца свет?
На всей земле единственный пожар.
От ветра у травы,
Как где-то от любви,
Ресницы задрожат…
Я знаю: нет твоей вины,
Как нет конца пути,
Я знаю, что продолжить надо путь,
Хоть некуда уйти.
И остается убеждать себя,
Что нет причин для правды или лжи,
И от себя не убежать,
И остается только ждать
И жить как жил.
А за окном, а за окном летят года
По рельсам этих дней,
И только на губах слезиночка дождя
Вдруг стала солоней.
Как мне понять, как угадать и прикоснуться
К шепоту рассыпанных волос?
Но остается только ждать,
И жить, как жил,
И слушать стук колес.
Зачем же ждать, чего-то ждать,
Как новую беду,
И прятать грусть, и прятать грусть?
Она у всех, как прежде, на виду.
Мелькнет удача, мелькнет удача, та,
Которою ты так не дорожил.
И от себя не убежать,
И остается только ждать
И жить как жил.
Февраль-март 1973
Очень растревожила
Нас тоска дорожная,
Хоть и осторожненько,
Но до невозможного.
Мы идем по улице,
Как идут по осыпи,
Хоть и не волнуемся
И не спим без просыпа.
Мы не стали старыми,
Стали осторожнее,
Даже на прохожих мы
Смотрим настороженно.
На себя мы нацепили
Черные костюмы,
Ничего мы не забыли.
Думы — мои думы.
Пусть спокойно в этом мире —
Мы не успокоимся.
Мир от полюса в квартире
До другого полюса.
Мы дорогой открываем
И глядим восторженно.
Очень растревожила
Нас тоска дорожная.
Не помнил я, куда летел,
Не видел рядом спящих тел.
С пробитой вестью головой,
И безразлично, что живой,
И безразлично, что живой.
А подо мной белым-бела
Равнина облаков плыла,
И вижу сквозь нечеткость век:
По ней плетется человек,
По ней плетется человек.
И стало мне пустынно вдруг:
Ведь это мой погибший друг,
И холодочек по спине:
Вот он махнул рукою мне,
Вот он махнул рукою мне.
Нет, это сон всему виной,
И вновь все пусто подо мной,
И боль укутал мысли шелк:
Куда он шел, куда он шел,
К кому он шел, к кому он шел?
И где б ни сел мой самолет,
Меня в пустыне этой ждет
Мой друг, и ждет меня, пока
Моя палатка в облаках,
Моя палатка в облаках.
Июль 1980
Мертвенным светом луна заливает
Снежные склоны гор,
Лампа в палатке мигает, и тает
Тихий мужской разговор.
Кто-то читает, кто-то мечтает,
Я напеваю блюз.
И, по-кошачьи неслышно шагая,
К нам подбирается грусть.
Древние горы слушают ветер,
Он же стучится к нам.
В мире одни мы, и сигаретным
Дымом палатка полна.
В памяти лица знакомых всплывают,
Залов концертных огни.
Я потихоньку блюз напеваю
Про уходящие дни.
В этом подлунном и призрачном мире
Счастлив чуть-чуть, признаюсь,
И на далеком пустынном Памире
Я напеваю блюз.
1967
Он ушел мимоходом, заглядевшись на небо,
Мимо елей и сосен, мимо белых берез.
С нами жизнью делясь, как добром или хлебом,
Ни рассказа, ни песни с собой не унес.
И печально склонили свои головы горы.
Дождь осенний упал вместо звезд на дома.
И затихли друзей у костров разговоры,
И озер зеркала занавесил туман.
Горнолыжник оставил следы поворотов:
Поворотов судьбы, поворотов любви.
Снежным Млечным путем проскочив сквозь ворота,
В бесконечность умчался, зови — не зови.
Я смотрю сквозь тебя, вижу синие реки,
Сквозь тебя, сквозь глаза — на пространство Земли,
Где кричат поезда, расставаясь навеки,
Где гудят корабли и летят журавли.
1984 — сентябрь 1994, (первое исполнение в Московском Дворце съездов).
Ты что, мой друг, свистишь?
Мешает жить Париж?
Ты посмотри, вокруг тебя тайга.
Подбрось-ка дров в огонь,
Послушай, дорогой,
Он — там, а ты — у чёрта на рогах.
Читать дальше