Николай Туроверов - «Возвращается ветер на круги свои…». Стихотворения и поэмы

Всегда нам весело вдвоем,
И, припася на завтрак булку,
Опять с тобой мы удерем
На запрещенную прогулку.
В дороге к нам пристанет пес,
Оставивший собачью драку,
Ты так доверчиво курнос,
Что сразу покоришь собаку.
Как хорошо весной идти
И верить в жизнь, легко и просто.
Благословенны все пути,
Когда по ним идет подросток.

Не страшна мне твоя укоризна
За влюбленность простую мою,
Что ты знала и знаешь, Отчизна,
Про людей в приазовском краю?
Так ли ты их любила, и любишь,
И всегда, как детей, бережешь,
Иль опять равнодушно погубишь
И потом никогда не найдешь!

Заря краснее кумача,
В рассветной мгле стоят опушки,
О многолетии кричат
Неугомонные кукушки.
И вторит им веселый хор ―
Разноголосый гомон птичий.
Ах, мне весна с недавних пор
Нужна, как поцелуй девичий.
И вот, мы с ней идем вдвоем,
Куда ― еще не знаем сами,
Я с подорожным костылем,
Она ― с апрельскими цветами.
Плывут над нами облака,
В полях гуляет шалый ветер, ―
Светла дорога и легка,
И жить легко на этом свете.
А ночью мир по-Божьи прост,
Деревня ждет дождей и хлеба.
В моем окне так много звезд,
Как будто я попал на небо.

Любимый, но все-таки странный,
Приснившийся Франции сон, ―
И свой, и не свой ― Иностранный,
Единственный легион.
Какая-то высшая мера,
Кончая стихи, я начну:
За двадцать легионеров
Можно разрушить страну.

Нам всем один достался жребий,
Нас озарял один закат ―
Не мы ль теперь в насущном хлебе
Вкусили горечь всех утрат?
Неискупимые потери
Укором совести встают,
Когда, стучась в чужие двери,
Мы просим временный приют, ―
Своих страданий пилигримы,
Скитальцы не своей вины,
Твои ль, Париж, закроют дымы
Лицо покинутой страны
И бесконечный дух кочевий,
Неповторимые года
Сгорят в твоем железном чреве
И навсегда, и без следа.

Мой милый край, в угаре брани
Тебе я вымолвил ― прости;
Но и цветам воспоминаний
Не много лет дано цвести.
Какие пламенные строфы
Напомнят мне мои поля
И эту степь, где бродят дрофы
В сухом разливе ковыля;
Кто дали мглистые раздвинет ―
Унылых лет глухую сень ―
И снова горечью полыни
Дохнет в лицо горячий день ―
Набат станиц, орудий гулы,
Крещенье первого огня,
Когда судьба меня швырнула
От парты прямо на коня.

Июльский день. Овраг. Криница.
От зноя пересохший пруд.
Стреноженная кобылица,
Звеня железом крепких пут,
Бредет на жарком косогоре
В сухих колючках будяка,
И звону пут печально вторит
Ленивый посвист кулика.
О, сонный полдень летней дневки!
И вспомню ль я иные дни,
Под грушей лежа на поддевке
В неосвежающей тени,
Когда зовет к глухим дремотам
Своим журчанием родник
И остро пахнет конским потом
На солнце сохнущий потник.

Флагами город украшен
В память победной войны ―
Старая дружба, без нашей,
Сразу забытой страны.
Что ж, может быть, так и надо
Нам, распятым судьбой…
Выйду на праздник парада
Вместе с парижской толпой,
Вижу, как ветер полощет
Флаги в срывах дождя;
Круглую людную площадь,
Пеструю свиту вождя;
Запомню звездное знамя,
Рослый, веселый народ
И легкое сизое пламя
В сквозящем просвете ворот.

Не надо никакого мне срока, ―
Вообще, ничего не дано,
Порыжела от зноя толока,
Одиноко я еду давно;
Запылилось истертое стремя,
Ослабел у подпруги ремень, ―
Ожидал слишком долгое время
Я лишь этот единственный день.
Здравствуй, горькая радость возврата,
Возвращенная мне, наконец,
Эта степь, эта дикая мята,
Задурманивший сердце чабрец, ―
Здравствуй, грусть опоздавших наследий,
Недалекий последний мой стан:
На закатной тускнеющей меди
Одинокий, высокий курган!

Вы говорили о Бретани,
Тысячелетняя тоска,
Казалось вам, понятней станет
Простому сердцу казака.
И, все изведавши на свете,
Считать родным я был готов
Непрекращающийся ветер
У Финистерских берегов.
Не все равно ль, чему поверить,
Страну какую полюбить,
Невероятные потери
На сутки радостно забыть?
И пусть ребяческой затее
Я завтра сам не буду рад, ―
Для нас сегодня пламенеет
Над Сеной медленный закат.
И на пустом закатном фоне
В сияющую пустоту,
Крылатые стремятся кони
На императорском мосту.