Николай Туроверов - «Возвращается ветер на круги свои…». Стихотворения и поэмы

Эту землю снова и снова
Поливала горячая кровь.
Ты стояла на башнях Азова
Меж встречающих смерть казаков.
И на ранней росе, средь тумана,
Как молитва звучали слова:
За Христа, за Святого Ивана,
За казачий Престол Покрова,
За свободу родную, за ветер,
За простую степную любовь,
И за всех православных на свете,
И за свой прародительский кров.
Не смолкало церковное пенье,
Бушевал за стеною пожар,
Со стены ты кидала каменья
В недалеких уже янычар,
И хлестала кипящей смолою,
Обжигаясь сама, и крича…
Дикий ветер гулял над тобою
И по-братски касался плеча:
За Святого Ивана, за волю,
За казачью любовь навсегда!..
Отступала, бежала по полю
И тонула на взморье Орда.
Точно пьяная, ты оглянулась ―
Твой сосед был уродлив и груб,
Но ты смело губами коснулась
Его черных запекшихся губ.

Мы плохо предков своих знали,
Жизнь на Дону была глуха,
Когда прабабка в пестрой шали,
Невозмутима и строга,
Надев жемчужные подвески,
Уселась в кресло напоказ, ―
И зрел ее в достойном блеске
Старочеркасский богомаз.
О, как старательно и чисто
Писал он смуглое лицо,
И цареградские мониста,
И с аметистами кольцо,
И шали блеклые розаны
Под кистью ярко расцвели,
Забыв полуденные страны
Для этой северной страны.
…А ветер в поле гнал туманы,
К дождю кричали петухи,
Росли на улице бурьяны,
И лебеда, и лопухи;
Паслись на площади телята,
И к Дону шумною гурьбой
Шли босоногие ребята,
Ведя коней на водопой;
На берегу сушились сети,
Качал баркасы темный Дон,
Нес по низовью влажный ветер
Собора скучный перезвон,
Кружились по ветру вороны,
Садясь на мокрые плетни,
Кизечный дым под перезвоны
Кадили щедро курени.
Казак, чекмень в грязи запачкав,
Гнал через лужи жеребца,
И чернобровая казачка
Глядела вслед ему с крыльца.

Можно жить еще на свете,
Если видишь небеса,
Если слышишь на рассвете
Птиц веселых голоса,
Если все дороги правы,
И зовет тебя земля
Под тенистые дубравы,
На просторные поля.
Можешь ждать в тревоге тайной,
Что к тебе вернется вновь
Гость желанный, гость случайный ―
Беззаботная любовь;
Если снова за стаканом
Ты в кругу своих друзей
Веришь весело и пьяно
Прошлой юности своей.
Можно смерти не бояться
Под губительным огнем,
Если можешь управляться
С необъезженным конем,
Если Бог с тобою вместе
Был и будет впереди,
Если цел нательный крестик
На простреленной груди.

Над ковыльной степью веет
Жаркий ветер суховей,
И донская степь синеет
С каждым часом горячей.
И опять в полдневной сини,
Как в минувшие века,
В горьком запахе полыни
Вековечная тоска.
Знаешь ты, о чем тоскует
Эта горькая полынь?
Почему тебя волнует
Эта выжженная синь?
И тебе, рожденной где-то
В европейском далеке,
Так знакомо это лето
В суховейном ветерке?
Почему счастливым звоном
Вся душа твоя полна,
Как полна широким Доном
Эта легкая волна?
Почему у перевоза
И песчаных берегов
Ты почувствуешь сквозь слезы
Дочериную любовь
И поймешь, моя родная,
Возвращаяся домой,
Что нет в мире лучше края
Чем казачий край степной.

Властью, данной мне от Бога,
Утвержденный казаками,
Страшной властью атамана ―

Повелителя дорог,
У последнего порога,
Над казачьими костями,
Всех зову идти за нами:
С Богом мы и с нами Бог.

Кровь да кровь. Довольно крови.
Мы и так уже в крови,
И в своем казачьем слове
Ты другое назови, ―
Что-то главное, такое,
Отчего в душе светлей;
Поднебесье голубое
Станет вдвое голубей.
И на самом дальнем небе,
Соберя святых в чертог,
О земном насущном хлебе
Призадумается Бог,
А в земной печальной шири,
В муках, в рабской нищете,
Все подумают о мире,
О любви и о Христе.

Был мальчонком. И тетка старуха,
Казачьей гордясь стариной,
Проколола мне левое ухо
Тмутараканской серьгой,
Рассказав о серьге Святослава,
Про Саркелы ― хазарскую быль ―
Что лежат по-над Доном направо,
Где теперь лишь полынь да ковыль.
Не такая ль попала татарам,
От татар перешла к казаку
И досталась ахтырским гусарам,
Да второму Донскому полку.