Александр Дахненко - Дневник эмигранта

Есть на свете люди и людишки,
Жаль, что вот последних — большинство…
И к чему прочитанные книжки,
Если первородство-старшинство
Сменяно на пошлую похлебку
Разговоров в суете сует?..
Так, бывало, поднимаешь стопку,
Ненадолго покидая свет,
Чтобы утром, все начав сначала,
Жизни бред задумчиво твердить…
Проходить спокойно и устало,
Равнодушно мимо проходить.

Нехотя рифмуется строка,
С тайнами ночного тупика,
Где блуждает тень твоя опять…
Ничего не можешь ты понять.
День за днем…и годы в никуда
Падают и души без следа
Исчезают в дымке, в полутьме
Растворяясь в скуке и зиме.
…Разговорчик оборвется вдруг,
Не заметит даже лучший друг,
Как уйдешь ты тихо, и навек —
Никому ненужный человек.

Рассказать бы о жизни без мата,
Но слова выбирая с трудом,
Понимаешь ты — это палата
Номер шесть, это жуткий дурдом.
Исковеркан судьбой, искорежен,
На фрагменты шальные разбит,
Ты загадочен и невозможен
Для вписавшихся в скуку и быт.
Разгоняется ветер и просто
Поглощает твой тягостный вздох.
И мечтатели тянутся к звездам,
Предвещающим смену эпох.
Но, когда до беспечных и сонных,
До мещанских провинций дойдет,
Что их в список внесли обреченных,
Разве кто-то тогда их спасет?
Время полнится знаков зловещих,
Но к беде ты опять не готов…
А от душ остаются лишь вещи
Разоренных войной городов.

Среди банальных затей:
Прожить здесь, как можно дольше,
Хоть в мире лишних людей
Одним человеком больше.
Среди суеты пустой
И скучной бездарной фальши,
Со сломанною мечтой
Живешь отчего-то дальше.
Другой, неземной судьбы
Не будет тебе ни крохи.
И стынут в горле мольбы.
Как голос чужой эпохи
Встает повседневность зла.
И черная тень тревоги,
Что душу твою сожгла,
Развеяла по дороге
Твоих обреченных лет,
Которым ты был послушен.
И сбылся полночный бред —
Ты даже себе не нужен.

У Бога попроси побольше боли,
Поменьше злой и пафосной любви.
Пускай они проигрывают роли,
Скользя по остывающей крови.
Им некогда спокойно оглянуться,
И каждый помнит только про себя.
В сиюминутном мире протолкнуться,
В душе надежно вечное губя.
Но нас всегда виденья посещали
Теней ушедших и надмирный свет.
Пусть больше будет музыки печали,
В осеннем сердце полном горьких лет.

А может, судьба благосклонна
К Вам будет когда-нибудь снова.
И дни, что наполнены летом
Для Вас повторятся не раз.
Нет времени для сожалений —
Душа воплощается в слово,
Какое? Пока непонятно,
Но с тайной надеждой для Вас,

Что все-таки жизнь не напрасна,
Хотя в ней хватает и горя,
И темных видений кошмарных,
И просто несбывшихся грез.
Еще Вам дороги открыты,
И можно, с отчаяньем споря,
Идти за далекой звездою,
Что сквозь марево слез.

Сначала мучило похмелье,
Потом сходили синяки…
И инфернальное веселье
С холодным привкусом тоски
Вдруг подняло температуру,
И жаром опалило лоб.
В какую же «литературу»
Играл ты, чувствуя озноб
От безысходности мгновений,
Прикрытых шорохом страниц?..
…А время превращало в тени
Черты тебе знакомых лиц.

Зайди в уютный кабинетик,
Своих клевретов собери.
И слов пустых наговори…
Чтоб было больше в них патетик.
Ты помнишь местных всех поэтов,
Писателей — им это льстит.
Их тянет, тянет, как магнит
В места приютов и приветов.
А ты хихикаешь в кулак,
В кармане скручиваешь фигу
И создаешь свою интригу,
Ведь знаешь: «Третий сорт — не брак»…
Ты стелешься, как мелкий бес
С провинциальным кругозором,
(Но с ядовитым разговором)
По городу, где нет чудес.

Мне страшно оттого, что эта жизнь —
Моя — как будто прожита не мною,
Как будто мой двойник, и злой, и темный,
Прошел слепым сквозь марево огня.
Не отдохнуть теперь, не отдышаться,
И никого на помощь не позвать.
Судьбой давно мой приговор подписан,
Обжаловать его, увы, никак.
И остается, к смерти приближаясь,
Глядеть на невозвратные потери,
И чувствовать, как руки холодеют,
Как в вечность быстро утекает кровь.