Магомед Ахметов - Снег идет в сердце моем

Много фраз, полных тьмы и света,
Я отпустил потом в водоем.
Но не кончается песня эта:
«Снег идет в сердце моем!»

Много верст отчаянных за спиною —
Мы то боль, то вражду растерянно пьем.
И опять мой век говорит со мною:
«Снег идет в сердце моем!»

Лед в душе, и ветер срывает крышу,
Холод в доме и вне – вот такой объем!
И я снова и снова пронзительно слышу:
«Снег идет в сердце моем!»

Не грусти, Отчизна, о платье барском,
Об орлином пере – мы еще споем
На родном, на радостном, на аварском:
«Снег идет в сердце моем!»

Оно стоит в самом дальнем углу зеленого сада,
Сгорбившееся, с плешью, с морщинистою корою.
Полное грусти и горестного надсада,
Оно не поет, а лишь вздыхает порою.

Его уже не излечишь приторными речами,
Смерть лишь одна способна заштопать его прорехи.
А как оно пело, бывало —
ты помнишь, скажи? – ночами,
Стряхивая с плеч тяжелые, словно грехи, орехи!

А как, бывало, заигрывало с облаками
И грозовые шутя разгоняло тучи!
Помнишь, как расправлялось оно с врагами?
Помнишь, как были корни его могучи?

Дерево не поет об этом, оно вздыхает:
Ни в будущее не заглянуть,
ни в прошлое не вернуться.
А внизу молодая поросль (дерево отдыхает)
Привстает на цыпочки, чтоб до рук его дотянуться.

Мать открывает окно и глядит во тьму,
А чтоб хватило света меня увидеть,
Достает из сердца милую кутерьму
Детских игрушек, способную не обидеть.

Ведомо всем: мать одна и любовь одна —
К женщине ль, к дому родному или Отчизне.
Их светом звучащим, натянутым, как струна,
И жив я единственно в этой кромешной жизни.

Я сделал посох из этого света, чтоб он в ночи
Стучал и светился, призывая неправду к ответу.
Я иду, опираясь на это подобье свечи.
Молодой одинокий старик.
К жизни. К правде. К свету.

Я однажды увидел белого-белого старика,
У которого на белой-белой бороде
Белая-белая слеза застыла.

Он сидел на берегу шумного моря один
И тихо-тихо плакал – так тихо, что
Море умолкло и погасли золотые глаза заката.

Я не спросил у белого-белого старика,
Почему он плачет.
На мой безмолвный вопрос
Ответил мир, чужой и жестокосердный.

Вот что тогда он ответил, растерянному, мне:
Ныне старый человек все равно,
что умерший человек,
И даже странно, что он сидит у моря и плачет.

А потом мне рассказали, что другой старик
Выкопал сам себе могилу и лег в нее —
Видимо, в могиле ему было не так одиноко.

А когда случайный путник наткнулся на него
И вывел из могилы на свет, старик
Печально вздохнул:
«Мне такой свет не нужен!»

Я гляжу на стариков, а они глядят на меня,
Спрашивая, почему так: дети вроде бы есть —
Были, по крайней мере! – а сейчас их нету.

Я гляжу на людей, у которых Родина есть —
Была, по крайней мере – чиста, светла! —
А где она теперь, никто никогда не узнает.

Я гляжу на этот Господом проклятый мир,
И родина напоминает мне белого старика,
А старик поседевшую родину напоминает.

Снова бесы меня окружают
И распадом земле угрожают.
Говорят: «Хоть ты парень умен,
Ничего не поделаешь с нами,
Только мы говорим с временами
И дудим в эту дудку времен».

Стало больше и пятен на солнце,
И звезда не влетает в оконце,
И жена не глядит на Луну.
Трудно спорить с испорченным веком:
Человек быть устал человеком,
И Отчизна у бесов в плену.

Вслед им сыплются злые укоры,
А они поднимаются в горы,
Где огонь изначальный и лед.
Забывая о жизни парадной,
Я сижу под лозой виноградной
И старательно целю их влет.

Звезды, раздавленные под ногами,
Люди, задавленные сапогами
Правящих монстров, – и всюду бес,
Неотвратимый, словно ликбез.
Бесы, тешащиеся пирушкой,

Бесы, заигрывающие с побирушкой,
Лики Господа для них легки —
Но не у страха глаза велики!

Я отчаянно переплываю реку,
Пусть не завидуют имяреку,
Пусть не радуются – я не лгу! —
Знали б, что ждет их на том берегу!