Ольга Смелянская - Если молчание золото…

Всё ждёт зимы под стынущим светилом.
Движенье соков приостановив,
Мы тщательно замазываем спилы,
Предотвращая новый рецидив
Рожденья свежих, тоненьких побегов.
Зачем они, спешащие на слом?
Ещё чуть-чуть, и вновь колючим снегом
Забьёт просветы наших голых крон.
И с тяжким стоном будет биться ветер,
Качая твердь немеющих стволов,
Пока ещё не знавших страха смерти,
Уснувших с верой в сказки про любовь…

Я давно перестала считать ступеньки
И читать в обратную сторону вывески.
Стала прятать сединки свои. Коленки
Перестала мазать зеленкой. Не вырасти
В вышину. В ширину бы теперь не двинуть.
И пускай теперь тяжело мне для каждого
Без прелюдий заветное слово вынуть,
И в доверии только листы бумажные,
Я упорно несу себя вкруг, по стрелочкам,
Становясь постепенно нервною, злой натурою.
Только ночью выходит всё та же девочка
И зелёнкой мне душу мажет ручонкой мудрою…

Когда перестанут ветра переламывать март
На после и до, и придет наконец просветленье,
Когда нам без компаса и без спасительных карт
Удастся добраться к началу весеннего бденья,
Тогда мы, уставшие биться за призрачный мир,
Покрытые пылью и полные глупого гнева,
Покинем замшелые стены унылых квартир
И вынесем души на солнышко для отогрева.
Такими счастливыми нас не увидит никто —
Мы просто растаем, взлетая,
как пёрышки, с крыши…
И после нас вспомнят, наверное, лет через сто…
А может, не вспомнят… Но это не важно,
ты слышишь?..

Мается солнце в тугой геометрии окон.
Хочется щуриться, множа морщинки у глаз.
Бабочкой легкой, покинув спасительный кокон,
Выпорхнуть в небо осеннее здесь и сейчас.
Слишком обманчиво льется тепло на ладони.
Слишком цветным нарисовано завтра, но я
Бью эти окна – пускай геометрия стонет,
Стекла играют бедою по рваным краям.
Вырвется бабочка, может, и крыльев не ранит.
Кажется даже, что после не будет зимы
Там, за окном. Я не знаю, уже ли за гранью
Жизни, которую дали мне только взаймы?..

Пока морщинок тонкий кракелюр
Не исчертил портретного холста,
Пока не прозвучало «не люблю»,
И время не отщелкало полста
Наполовину вымученных лет,
Я вымараю тысячи листов,
Нащупав и подняв на божий свет
Из темноты глубин, как Жак Кусто,
Сквозь толщу тяжких и солёных вод
Огромный, но незначимый улов.
И буду разбирать за годом год,
Чтоб отыскать хотя бы горстку слов,
Достойных стать эпитетом тебе…
И снова погружаюсь я до дна,
Но все слова тусклее и слабей
Безвременья, дарованного нам.

День бесконечный белёсым просветом бьёт.
Дворники рьяно с асфальта сбивают лёд.
Мы так устали, мы ждали команды «взлёт»,
Но приросли к вокзалам.
Ссудится мелочью. Хлебушка да воды.
Пахнут гудроном сомнений былых следы.
Тихо, по стенке, а дальше, увы, навзрыд —
Стерпится ли… Опоздали…
Кто-то другой заполняет собой плацкарт.
С чаем горячим и стуком колёс – стандарт.
С точкою в плоскости координат Декарт
Что-то, увы, напутал…
Мы же у стенки вокзальной за годом год.
День продолжается. Дворники колют лёд.
Мелочи только на воду и хлеб. На взлёт
Снова не нам, кому-то…

Кому-то есть право налево, кому-то кнут
Без пряников сладких. Выходит сухим из речки
Живущий беспечно какой-то веселый плут.
А кто-то таскает в заплечном мешке наречья
Тяжелого толка – нелепо, устало, зря…
Собрав их, камнями однажды не может бросить.
А боженька, с неба на муки его смотря,
Вдобавок к раздумьям ему посылает осень.
И кто-то ушедший налево, стерев следы,
В тепле и достатке ест пряники, в ус не дует.
А кто-то, к небесной добавив своей воды,
Дарёную осень в стихах поминает всуе.

Я слышу дробь – так ссорятся дожди,
В жестянку превращая подоконник.
Осенний бог безжалостен, он бдит,
Насколько октябри пустили корни
В мои слова и мысли, в мой уют,
Заполнив их приметами распада.
Но черта с два – внутри меня поют
Все грешники, пришедшие из ада,
Чтоб сделать осень жаркой и живой,
Раскочегарить тлеющее эго.
Чтоб дождь шумел не пасмурной водой,
А музыкой. И так теперь до снега
В шуршании измятых простыней,
Наполненная звуками тамтама,
Я, делая кого-то чуть сильней,
Сама сильней и небезгрешней стану…