СВЕТЛАНА ЛЕОНТЬЕВА - Воздух Атлантиды

во святынях.

А пока ты лежишь в пелене своих кружев,

мой Павлуша.

***

«Так сходят с ума, – повторял Вронский…»

Из романа Л. Толстого « Анна Каренина»

…роман весь целиком, роман весь в шрамах,

особенно когда в последней сцене,

вот если б ты любил земным всем шаром

вот если бы. Ни более, ни менее.

Вот если б всей душой, вот если б, если б…

Но, Анна, Анна, разве так бывает?

Давай подружимся, попробуем всё взвесить,

тогда под поезд ни к чему, ни под трамваи!

Из двадцать первого я века восклицаю,

из двадцать первого я века, где зима и

такое ж общество! Бомонд. Твит. Фээсбуки.

Сеть социальная. Имущих власть, имевших.

Препоны, губернаторы, ЖЭК, Дуки.

Разочарованные! О, как много женщин

не то, чтоб бескультурных. Но в культуре.

Не то, чтобы бездарных, но почти что!

Из двадцать первого я века – в черно-бурье

и в кашемировое завернулась, шкурье,

чтобы не слушать! Больно, больно слишком!

О, если б, если б этот самый Вронский

да с пересчётом ровно на два века:

вот также бы в любви водоворонку

увлёк меня б румяную от снега!

Увёл. Уговорил. С пути содвинул.

Убил бы память. В сердце – медь с шипами!.

А сам бы, не дай Бог, как дворянину, –

война ж кругом!

Нельзя остаться, – в спину

ему б кричала, кинувшись: «Я с вами!»

О, милый, милый! Родненький! Любовник!

Терновник! Слива-ягода! Останься!

И – тело под ноги ему б своё смоковье,

и груди белые ему бы, уст багрянцы!

О, если б я была Карениною Анной!

Безмерною, ревнивой, бесшабашной,

непризнанною обществом, незваной

на бал, на скачки, где Фру-Фру изящна.

В извечном, пряном, непогибшем смысле,

где мир весь-весь на гибких, скользких плитах.

О, если б лучшей женщиной! Чтоб письма

читать любовные, не эсэсмески. Титул

носить «её сиятельство», сиять бы

и не померкнуть! Несгоревший ужин,

не выходить из этого романа,

не выходить из этой недосвадьбы,

не выходить, где луч до боли сужен.

Да что там луч? Из фобий, страхов, маний,

из жёрл, помолов, из петлей вокзалов,

из всех ролей, театров и антрактов!

Лишь только слышать: как там дребезжало

всей нотой «до» простуженного такта!

***

Глаголь, народ мой, обо всём глаголь!

В музее Пушкина в снегах струится площадь.

Глаголет каждый камень, город, роща.

О, мне вот так бы выглаголить боль!

Когда я в «Скорой помощи» – поёт

стихами Пушкина моя кардиограмма.

Она глаголет веще и упрямо.

Глаголь, глаголь, в глагол вмести быльё,

весь задыхающийся ритм мой, брызги света

из неубитых строк убитого поэта.

И «Скорая» меня везёт, где площадь.

Аттракцион. Детишки. Мамы. Лошадь.

Глагольны все! Глагола остриё

впивается мне в жемчуга предсердья.

Ни встать. Ни выдохнуть. Ни выхаркнуть. Ни сесть мне.

И Белым морем город мой плывёт,

а пред глазами русский весь исход

от расселенья руссов, арий, скифов

и Гавриил Романовича мифы.

Глаголь. Глаголь! Вопит во мне народ.

И закипают самовары медные

в моей груди всерусскими победами.

Морошку, клюкву, яблоки и мёд

подкладываю между я беседами…

А после, после, Боже, с пистолетами

дуэль на Чёрной речке. Падай, свод

теперь в любой глагол. Рифмуй глаголы.

Нет дела никому до высшей школы,

до высшей сферы, млечного пути.

Могу сказать одно: «Поэт, прости,

разверзший небо до земной кости,

до раны!»

Все молчите вы доколе.

Лишь истинному можно так глаголить.

Лишь подлинному в нашу Русь и вдоль.

Ты почивал? Вставай, поэт! Глаголь!

***

Всего два дня, а, кажется, все сто.

Так медленно восходит солнце в Нижнем!

Так полнонебно! Пушкина пальто

немного запылилось. Знойно-рыжий

луч на окне. В гостинице, вот здесь

в её котле, в её глубоком чане

вы, барин, барин, просто почивали.

А нам как быть? Откос, овраги, съезд

кидаются с размаху под колёса.

Не быть поэтом это разве просто?

О, правда ли, как под ружьё не лезть?

О, правда ль, не давиться чтоб тоской?

О, правда ль, не вмещать в груди, чтоб город?

Коль умираю каждою строкой,

занёсшей надо мною жаркий молот.

Наверно, лучше не поэтом быть,

о, кто бы научил – не быть поэтом!

Вот здесь в гостинице – два века лишь ходьбы –

был Пушкин в день сентябрьский, в бабье лето!

И в ночь сентябрьскую. Так долго почивать

ужели сладко? Солоно? Рябинно?

Широкая, старинная кровать,

и в доме пахнет ягодой, малиной,

бараньим жиром, луком, чесноком,