Михаил Бурляш - Комната свиданий. Сборник рассказов

Стояла глубокая осень. Единственной возможностью подышать воздухом были ежедневые получасовые прогулки по тесному дворику СИЗО. После встречи с Татьяной Алекс стал выходить во дворик ежедневно. На прогулках он отжимался, прыгал, приседал – хотелось вернуть былую физическую форму. И, видимо, вспотев на одной из таких вылазок, подхватил простуду, да такую, что уже через три дня загремел в тюремный лазарет с воспалением лёгких. Встречи с адвокатом временно приостановились. Когда наконец-то его вернули в обычную камеру, ОНА пришла на следующий же день.

Этот день и стал началом их любви. Теперь уже взаимной.

Она была взволнована, а её приветственное рукопожатие показалось ему дольше и сильнее обычного. Прежде чем приступить к работе с делом, она расспросила его о самочувствии, задав целую кучу не относящихся к делу вопросов. На его робкое "Я думал, Вы придете в санчасть…" она ответила, что несколько раз пыталась прийти, но администрация отказывала ей под надуманными предлогами. Тюремный лазарет не то место, куда любят пускать посторонних…

Слова были обычными, нейтральными, но она смотрела на него с такой нежной радостью, что у него вдруг ёкнуло сердце. "Она тоже любит меня, любит!" – пронеслась в голове неслыханно наглая, обжигающая мысль.

Через окно-зеркало на них смотрело несколько пар чужих равнодушных глаз. Разговоры не должны были прослушивать, но стопроцентной гарантии не было.

Был только один способ проверить, не обманулся ли он в своих чувствах.

– Татьяна Александровна, у Вас есть чистый лист бумаги? Я тут пока болел, составил обращение одно… мне бы записать, пока не забыл…

Она развернула к нему свой огромный журнал для записей, дала ручку и сказала: "Пишите прямо здесь, Саша". И это "Саша", впервые произнесенное ею, ещё раз заставило сердце вздрогнуть.

Он взял ручку и написал первую строчку: "Я вдруг проснулся средь тюремного кошмара…"

Она пришла домой только вечером. Поцеловала мужа дежурным поцелуем, поставила чайник и достала свои бумаги. Рукам не терпелось открыть ежедневник, поскорее прочитать, что же написал ей Саша, который вот уже несколько месяцев занимал её мысли гораздо сильнее, чем может подзащитный занимать мысли своего адвоката.

Однако она медлила. Заставляла себя терпеть. Вышла на балкон, медленно раскурила сигарету, полюбовалась на вечерний город.

– Танюша, чайник кипит! – крикнул из комнаты муж.

– Да, да, иду, – ответила она машинально и вернулась на кухню.

Насыпала в чашку кофе, залила кипятком, вдохнула горячий аромат.

И только после этого открыла страницу, исписанную ЕГО подчерком.

Это было стихотворение.

Она ещё раз глубоко вздохнула и начала читать.

«Я вдруг проснулся средь тюремного кошмара…

Луна светила сквозь решётку мне.

Юлой вращались мысли – эту кару

Бог неспроста послал на долю мне.

Летал по жизни гоночной машинкой…

Юдоль земную представлял пушинкой…

Теперь всё по-другому: дни и ночи

Едва ползут, засовами скрипя,

Бредут по кругу, душу мне мороча,

Я как во сне – не чувствую себя.

Такое чувство, будто среди ночи

Алеет моё сердце, как костёр.

Наверно, в жизнь оно прорваться хочет,

Ярлык с меня сорвать позорный «Вор»!..

"Хорошее стихотворение", – подумала Татьяна. – Но почему он написал его мне? Что он хотел им сказать? Что жалеет о том, что попал в тюрьму? Что раскаивается, страдает? Но ведь это и так понятно… Я что-то пропустила".

Она перечитала стихотворение ещё раз, потом ещё. И вдруг её пронзило, как током! Заглавные буквы, с которых начинались строчки, прочитанные сверху вниз, ясно складывались в слова, придавая стихотворению совсем другой смысл. Да, оно было о тоске лишенного свободы человека, о позднем раскаянии и сожалении об упущенном… Но ещё оно было о его чувствах к ней! "Я люблю тебя, Таня!" – оглушительно кричали ей заглавные буквы, и она теперь видела это совершенно отчётливо.

Как описать то, что было дальше? Как рассказать о немыслимом сумасшествии двух взрослых людей, вдруг оказавшихся втянутыми в воронку настоящего чувства? Как выразить обычными словами их эмоции, поток которых не могли остановить ни решётки, ни противоречивый статус «защитник-подследственный», ни явная безнадёжность их положения?

Она видела в нём красивого, дерзкого, умного мужчину – сильного, но запутавшегося и дрогнувшего под прессом навалившихся на него обстоятельств.

Он видел в ней трогательную, тонко чувствующую женщину, одевшуюся в адвокатские доспехи, чтобы спрятать свою слабость и уязвимость под униформой силы и уверенности. Она читала в его глазах невероятную нежность, желание обнять её и спрятать от всех, и её сердце застывало в отчаянии, потому что она пыталась найти хоть какую-то лазейку в материалах дела, чтобы смягчить его будущее, и не находила – ему светило пожизненное заключение.