Александр Моисеев - В темноте печальных пригородов

В третьем лице

1.
Отче мой, ты трудился, как папа Карло.
С упоеньем строгал мое сосновое тело.
Заколачивал гвоздь в башку, чтоб не отлетела.
Вырезал два глаза, будто одного было мало.

Лучше выстрогал ты бы меня из дуба,
Чтобы крепче были мои складные колени.
Говорят, ты не был раньше замечен в лени,
Так чего ж меня-то сработал настолько грубо?

И кому сделал лучше, скажи на милость?
Мне вот точно всё это совсем не нужно:
Я на что бы не посмотрел – то старо, то скучно.
И чего я тут не слыхал, то тебе не снилось.

Ну, допустим, свалял ты меня, как Ваньку
На потеху себе и недобрым соседским детям,
У меня не спросив, а ведь я недоволен этим!
Может лучше было б: колун мне в башку и – в баньку?..

…Жаль, руки твои не сумеют спасти
Мои деревянные внутренности.

2.

В третьем лице говорил себе как отец ребенку:
Что же ты, чертов сын, никому не веришь?
Что же ты, твою мать, как бульдог болонку
Треплешь свою судьбу? Чьим аршином меришь
Длительность своего сосуществованья
С тем, что есть то ли имя, то ли прозванье?

Сам себе отвечал, исподлобья глядя:
А не пошел бы ты за Макаром следом?
Ты мне чего это лепишь, а, слышишь, дядя?
Повременил бы ты лучше с таким-то бредом.
Будто ты лучше знаешь, что надо делать,
Если то, что внутри, поедает тело?

Что там такое живет, в нетерпенье воя?
Что там скребет, как кошка по половицам?
Что там такое, одно, как в ковчеге Ноя
Ной, журавля нашедший своей синице?
Кто там в натуре, в теле живой природы
Так одинок, что вдохи идут за годы?

***

Санчо Панса неловко сидит в седле,
Улыбаясь печальной своей судьбе.
Вечный спутник странных бродячих лет
Впереди трясется. Когда обед?..

Интересно, сколько еще побед
Надо этому человеку в век?
Дал бы я хороший ему совет,
Да не станет слушать. Весь этот бег

Так способствует аппетиту… Не к
Тому мы идем финалу, одна беда.
Эх, Алонсо, конечно, хороший ты человек,
Архетип, конечно, туда-сюда,

Помнить будут тебя, пролетят года…
Но насущной потребности ни одной
Никогда не вспомнил ты, никогда.
А ведь как всё просто бы, мой родной:

Никуда не надо спешить. Домой
Воротиться, налить, наконец, вина,
Подкрепиться славно – и на покой.
С черепичных крыш потечет луна,

Серебром растекшись по орденам…
Скучно, скажешь? Ну что ж, может быть и так.
Жизнь, конечно, такая – она скучна.
Только все ж мечтается… Нда… Пустяк…

Санчо Панса всё же такой чудак.

***

Молись, Матрена, читай усопших,
Крести грешивших. Живущим в вышних
кажи смердящих, ненужных, нищих.
Гляди, Матрена, незрячей птицей
через приюты, через больницы.
Держи слабеющих белой дланью
И одесную сажай по краю
с собою рядом. С собою вместе
держи, Матрена, дурные вести.

***

Эльмаш зимой, конечно, не Брюссель.
Хотя и летом здесь не Копенгаген.
В июле съезжу в пионерский лагерь,
А в январе запью деньков на семь:
Шампанское, коньяк, портвейн и пр.
До Рождества от новогодней ночи.
Мне нравится, что Вы больны не очень,
И я могу на Вас оставить мiръ,
А сам бродить сквозь хаос и Эльмаш
Потея под несвежею сорочкой,
Лишь к Рождеству сумев поставить точку
Над i (в снегу, зашедши за гараж).

***

Колумбу снится слон
И тучный махараджа,
Ярко-зеленый склон
Над желтизной реки.

«Санта-Мария» ждёт.
Чуть свет, с утра пораньше,
Своим путем пойдёт
Встречать материки.

***

Метро

1.

Метро, как могила. Ну, пусть не могила, – яма,
Где говорят такие смешные вещи:
«Выходя из вагонов, не забывайте вещи»!
А как их тут не забыть, когда в жизни яма.

Ведь каждая вещь не по разу может ломаться.
Чинить их – ни сил нет, ни средств, ни воли.
Такая охота пуще неволи.
А впрочем, хватит уж мне ломаться —

Четыре четверти. Чугун об чугун. Несется
От сих и до сих, от А и до Б примерно.
Но впрочем, если вести примерно
Себя, то даже петух снесется.