Виктор Кузовков - Байстрюки

Мой символизм не очень-то понятен

И внятен он бывает не всегда.

В нём множество холодных, белых пятен,

В нём скользкий лёд, в нём мутная вода…

В нём прячутся вопросы без ответов,

В нём сотни истин бьются в сети слов,

Холодный пот сошедших в ад поэтов

И перхоть с их отрубленных голов…

Но мне с ним жить, его из чашки чайной,

Не подсластив, прихлёбывать всю ночь…

Скрывать его, как след болезни тайной

И, – даст-то Бог, – однажды превозмочь…

Два сердца, две разлуки, две печали,

Два номера, две трубки телефонных,

Два взгляда, два букета на причале

И маятник часов

не заведённых…

Два человека, две судьбы, две встречи,

Два дня, как вздохи – первый и прощальный.

Две горечи, и две горы на плечи,

И омут суматохи привокзальной…

Два рая, и два яблока познанья,

Две тишины, и два рукопожатья.

Две встречи, два заслуженных изгнанья…

Благословенья… Слёзы и проклятья…

Две тени, две заботы и две думки,

Два берега у бесконечной Леты…

Две сигареты… Может быть – две рюмки…

Два пораженья… Или – две победы?

Два сна – два бесконечных коридора –

Две двери, два замка и два порога…

Две фотографии – два яблока раздора.

Две пары ног… Две клятвы, два зарока…

Две горсти мелочи в тобой забытой сумке,

Два вырванных листа из двух блокнотов…

И вновь – две сигареты и две рюмки…

И две вороны… Словно ждут чего-то…

Однажды рухнет занавес словес

Одежды лжи падут к твоим ногам

И я, пройдя сквозь этот темный лес,

«Прощай» смогу промолвить по слогам.

Сложу в котомку старые тетради,

Уменья, устремленья, сердца зов

И буду жалко клянчить «Христа ради!»

У девушек невечную любовь…

Уж лучше так, чем то, что было раньше,

Уж лучше мельтешение и тлен,

Чем мучиться в огне пустой надежды,

На сердца жар полученной взамен…

Ты хотела простой стишок,

отраженье моих страстей -

вот стишок из моих кишок,

вот стишок из моих костей.

Получи его, распишись,

заучи его наизусть,

там есть гордое слово "жизнь"

и сопливое слово "грусть",

там есть чистый лесной ручей,

что твоё освежит лицо.

Есть талант, неизвестно чей,

и моё, увы, дерьмецо…

Есть пустых вереница дней

и бессонных ночей не счесть,

переправы меж двух огней

моя плеть и моя же лесть.

В общем, как-то всё наизлом,

как-то пиково без туза -

всё под гору, и как назло

напрочь сорваны тормоза.

Опрокинул на посошок,

да не выдержал скоростей…

И тебе из кишок стишок

из сукровицы и костей.

Маресьев, блин… Некстати обезножев

Ползу сквозь снег вселенских перемен,

И думаю порою – Святый Боже! –

Маресьев, шут Пьеро и Гуимплен

В одном флаконе, на одной кровати,

В одном стакане и в одной судьбе…

И тлею на последнем киловатте,

Судьбе и Року рожу скорчив – «бе-е-е-е-е-е!»

Ползу, шутю, отстреливаясь словно,

Хотя итог и знаю наперёд…

Лишь сыплется горошинами слово

Через судьбою порванный мне рот…

Пусть много меньше чести

Чем ссадин и тумаков

Меньше красивых женщин

Меньше друзей, чем врагов

Меньше зубов, нестертых

Скрежетом до корней

А шрамов вокруг аорты

Меньше, чем прямо на ней

Меньше в кармане денег

Чем в том же кармане – дыр

Меньше открытых Америк

Меньше огромный мир…

Меньше случайных связей

И связных все меньше слов…

А к шагу из грязи в мрази

По-прежнему не готов…

Хоть лебези, хоть свирепей,

Хоть порыдай в платочек

А жизнь вцепилась, как репей

И отпускать не хочет…

Неразличимы вдалеке

Закрытых судеб книжки

А мы все строим на песке

Свой карточный домишко…

Сжаты одиночеством виски

Изменить нельзя не изменить…

На твои колючие соски

Хочется мне сердце насадить

И пускай мне скажут – мазохист!

Ты б ещё на кактус, дурень, лег! -

Ты – мой белоснежный, чистый лист.

Ты – мой не потухший уголек.

Это значит – ты меня до дыр…

Или даже – ты меня дотла…

Все старо, как наш неновый мир –

Лист сгорит, развеется зола…

Лишь бы только не порвалась нить