Александр Сидоров - Вознесение

На наших детях будет кровь Его,
Мы Каиафе в жертву принесем
Блаженного Иисуса на кресте —
Покой мы иудейский обретем!»

Да, вечность не измерить никому,
Как необъятное объять нельзя,
И только в муках, только потому
Идем на подвиг, в жизни не скользя…

Скользить по тонкому опасно льду,
Лед расколоться может,
И тогда ты в бездну сверзнешься,
Погибнешь ты, бредовые идеи унося…

Он не скользил по жизни, как по льду,
Учил вас Новой Вере Он от Бога.
Хотел помочь вам, «избранный народ»,
Да, видно, суждено вам жить убого…

Я этим мог бы подвести черту,
Окончить безысходность драмы,
С терпением Он шел к Кресту.
Ослушаться Отца не мог по праву…

Он, окровавленный, взирал на вас, народ…
И на лице Его – то слезы не от боли,
А от страдания, что избранные Богом
Попрали Его честь и Веру пред Отцом
В кривляний своем убогом…

В багряницу одетый,
С венцом терновым на главе,
Предстал тогда Он пред народом
Вновь с игемоном во главе.

«Его я вывел к вам
И вновь сказать хочу,
Что сей блаженный неповинен вовсе,
Я никакой вины за Ним не нахожу», —

К народу обратился игемон.
В ответ же бесновалась и кривлялась
Та злая сила, что народ вела.
И в криках все распятием кончалось.

«Распни Его, распни», —
Кричал народ.
В толпе мелькало лико Люцифера
(Для удовольствия сей твари был предел).
«Распни Его», – повсюду лишь гремело.

Пилата мучил все один вопрос,
Ответа он не мог найти никак:
«Так кто же этот гордый человек,
Которого они распять хотят?..»

«Так в чем же Твоя Вера?
Мне ответь…
Понять Тебя хочу я до конца…
Действительно ли, что Ты говоришь,
Идет напутствием от Твоего Отца?

Понять хочу я истину Твою…
Ответствуй мне и прямо мне скажи,
В чем Твоя Вера? Путь мне укажи…»

Иисус отверз уста свои,
К Пилату обратившись:
«Ты не казни себя так, добрый человек,
Твоей вины здесь нет,

Но так угодно Богу,
Отцу Небесному угодно, чтоб Я был…
Ему угодно, чтобы Сын прошел дорогу,
Терпением Он Веру наделил…

Я ж обезволенным хотел вернуть их волю,
А долю обездоленным отдать
И обесчещенным вернуть их честь (без боли),
Из этих душ хотел Я боль лишь взять…

И обезумленным помочь в их протрезвленьи,
Хотел Я сделать их деяния чисты,
А обессиленным дать силу просветленья,
Ту силу одоления пути…»

Тут Каиафа вышел из себя:
«Великий игемон!
Сей еретик достоин только смерти.
Мне непонятно колебание твое.
Он оскорбил весь иудейский наш народ…

И, если поколеблется решение твое
И ты даруешь жизнь еретику
Мы к Кесарю найдем тогда пути,
Виновных сыщет он по праву
От наказания сей силы не уйти…»

Дух игемона сломлен был,
В бессилии взирал он на толпу…
Толпа же бесновалась и кривлялась,
Повсюду слышались проклятия Христу…

Перед Иисусом крест большой подняли,
Своею тяжестью давил людей он вниз,
И пятеро с трудом его держали.
Сей крест взвалили на Него,

Сей приз – знак вожделенья для толпы гудящей,
Беснующейся в торжестве,
Вновь крови жертвы возжелавшей —
Распять живого на кресте…

И вдруг – о чудо! – распрямившись,
Иисус Свой Крест понес с Собой…
Он, окровавленный, воззрился,
Как бы вознесся над толпой…

Ступая медленно, но прямо,
Шел Он к Голгофе, крест неся,
Толпа же бесновалась рьяно,
Расправы жаждала она…

Расправы, зрелищ и утехи,
Той глупости значенье есть…
Бросала камни для потехи —
Так выражалась злоба, месть…

В толпе Он видел мать, ее глаза,
От скорби, боли в них застыло все,
Казалось, для Марии рухнул мир —
Страдание и боль Иешуа

Все вытеснили, жизнь остановилась,
В мольбе, протягивая руки лишь к Нему,
Она, как раненая птица,
В клетке билась…

И, видя своего Иешуа,
Протягивая молча к Сыну руки,
Казалось, что взвалила она крест сей на себя
И разделила с Ним страдания и муки…

Да что там говорить,
Слова пусты,
Все матери безумны в горе,
Когда детей их распинают на кресте
И, убивая, жаждут крови…