Андрей Дементьев - Мы – скаковые лошади азарта…

Московская элита
Собой увлечена.
И все в ней знаменито,
И всем вершит она.
В ней есть свои кумиры
И гении свои.
Роскошные квартиры,
Престижные чаи.

Одни по воротам целят.
Другие играют в пас.
Неважно, как нас оценят.
Важней – чем вспомянут нас.

Мне в Россию пока нельзя.
Я умру там от раздражения.
Дорогая моя земля,
Бесконечное унижение.
Безнадежная нищета,
Наворованные богатства.
От обмана до хомута
Уместилось родное братство.

Я к врагам теряю интерес.
Не смотрю на выпады с обидой.
Я иду молве наперерез,
Столько раз в ее лохани мытый.

Я иду сквозь прошлые ошибки,
Сквозь сомненья, беды, пересуд.
И болят в душе моей ушибы,
Что еще не скоро заживут.

Почетный гость из Северной столицы
Читал псалмы у горестной Стены.
Он на иврите рад был помолиться,
Да не были слова припасены.
Записку меж камней вложил он робко.
А что за просьба в ней была – секрет…
И вдруг Стена ответила негромко:
«Но у меня, простите, столько нет…»

Лишь только душа обретала
Покой, забывая про зло,
Как Муза меня покидала…
И если мне в жизни везло,
И в счастье не знал я предела,
Привыкнув к соблазнам и лжи…
Вновь Муза меня не жалела
И мстила за леность души.

Над Чечней пронесся суховей,
Только слез ничьих он не осушит.
Матери теряют сыновей,
И летят на Родину их души.
В нас еще Афганистан болит,
Как незаживающая рана.
Чья-то исстрадавшаяся мама
Не поймет, за что был сын убит.
Ни за что… И в этом-то весь ужас.
Ни за что погибли сыновья.
И опять нам горем души рушат.
И опять над ними плачу я.

Разные пути ведут нас к Богу —
Через храм, мечеть и синагогу.

И хотя у каждого свой жребий,
Но никто путей тех не оспорит.
И, как реки все впадают в море,
Так и мы все встретимся на Небе.

Гроздья рябины, как вспышки огня…
Здесь мы встречались с тобой вечерами.
Помню, ты как-то спросила меня:
– Любишь? – И я от волнения замер.

Я уж давно бы признался в любви,
Но не решался, не зная ответа.
Мы б навсегда те слова сберегли…
Если бы… дольше продолжилось лето.

О, как добры и как красноречивы
Те, кто избраться норовит во власть…
Слова их, перезрели, будто сливы,
И потому должны на землю пасть.

От этих слов мы не дождемся чуда.
И те, кто их придумывал для нас,
Они же первыми их позабудут,
Коли интрига славно удалась.

Я одинок, как одинок цветок,
Когда его срывают и уносят.
Я одинок, как одинока осень,
Когда последний падает листок.
Я одинок,
Как правда между строк.

Мы прошлое свое уничтожаем.
Оно сгорает, как леса в стране.
И все мы погорельцы в том пожаре.
И с пепелищем вновь наедине.

А может быть, так выглядит прогресс?
Но я его бездумность не приемлю.
Неужто мы сожгли бесценный лес
Лишь для того, чтобы удобрить землю?!

Когда глаза твои грустны
И молчалива ты весь вечер,
Я вновь в предчувствии вины,
Хотя виниться вроде не в чем.

В твоих глазах – синь декабря.
Я сам себе уже подсуден.
Прости, я так люблю тебя,
Что боль твоя мне сердце студит.

Потом ты скажешь: почему
Тебе весь вечер было грустно.
Тревогу я твою пойму,
И жизнь в свое вернется русло.

Деревья еще зелены́.
Октябрь их раздеть не торопится.
Лишь две белоствольных княжны
При золоте празднично смотрятся.

Как хлеб по карточкам,
Свободу
Нам выдают под аппетит.
Власть назначает быть народом
Тех, кто ее боготворит.

Тасуют лидеры друг друга —
Сегодня я, а завтра ты…
И сник наш рубль от испуга.
И жизнь под боком нищеты.