Александр Власов - Лилии

Супруг её кутилой оказался.
Навек её румянец умирал.
И в этой мгле Тучков ей повстречался,
Поистине прекрасный генерал.

Узнала мать о горечи дочерней,
Позволила развод устроить ей.
В суде не создалось излишка терний,
Не чудилось ответчика дурней.

Тучкову же на лестные подходы
Последовал из отчих уст отказ:
«Уважим испытательные годы,
Скощённые безумно в прошлый раз».

Изводится горячкой Маргарита.
В чужой дали теряется Тучков.
Одно, другое лето пережито…
Четвёртое дарует им альков.

А дальние – ничто, по ней, просторы,
Не любит отпускать его она.
Внимания не стоят уговоры —
Повсюду с ним отрадная жена.

Терпеть ей суждено поля сражений,
Нести бойцам израненным уход.
А гром артиллерийских исступлений
Лишал её покоя в свой черёд.

И как-то раз она во мраке ночи
Проснулась от ужаснейшего сна:
Кровавое читали слово очи
Над ширью, где царила тишина.

«Бородино, – от мужа прозвучало, —
В Италии найти скорей всего».
Прочитанное слово ж означало,
Что скоро оборвётся жизнь его.

По берегу ручья лесной тропинкой
Приблизиться к нему случилось ей.
Под венчиком и никнущей косынкой
Пленительно струился рой кудрей.

Наездница негромко напевала.
Бубенчики звенели по пути.
Лютниста стать её околдовала.
Почтительно помог он ей сойти.

Под деревом ему сказала фея:
«На лютне мне немного поиграй!»
Мелодия звучала, грустью вея,
Но трогала чарующе, как май.

«Что надобно тебе за эти звуки?
Протягивай ладонь, озолочу!»
Но щедрые беря со страстью руки,
Шепнул он: «Я любви твоей хочу».

Дано дивить избыточно химерам.
Увидел он, утратив эмпирей,
Что белое на фее стало серым
И несколько развился рой кудрей.

Сиявшие зарёй поблёкли щёки,
Безумие во взоре залегло,
Но дали знать отдельные намёки,
Что сердце в нём и точно расцвело.

Натурщицей добыв её случайно,
Трудился с ней Россетти допоздна.
По первой же работе чрезвычайно
Художнику понравилась она.

Совместные для них отрадны сети,
Но долгого на тверди счастья нет,
И некогда в сени своей Россетти
Безжизненной нашёл Элизабет.

О ней не забывать ему в сиротстве,
По памяти писать её порой.
Но слышит он о странном её сходстве
С Агнессой, католической святой.

В экстазе та написана когда-то
Болонцем Анджольери на холсте.
Россетти вдаль отправился крылато
К усиленно влекущей красоте.

Хранители пред ним открыли двери.
Приблизился приезжий к полотну.
Глядит – и впрямь Агнесса Анджольери
Похожа на покойную жену!

Но видит он ещё неподалёку
В музейной полумгле портрет его.
Расшириться сильней случилось оку:
Узнай себя, Россетти, самого!

Окраинами шла порой без цели,
Восторженно любя лесной предел.
Ей нежно колокольчики синели,
Шиповник ей повсюду густо рдел.

И что-то средь обилия такого
Красавица невинно сорвала.
Вдруг юноша, взирающий сурово,
С укорами возник из-за ствола.

Но далее смягчился с явной краской,
Сорвал и сам ей прелести лесной.
Польщённая ж исполнилась опаской,
Цветок его отбросила долой.