Сборник - Стихи, оборванные пулей. Советские поэты, павшие на Великой отечественной войне

Вот фрагмент березняцкой ограды: меж столбами колючка густая,
Прочно скручена, спутана цепко, злыми, ржавыми свита узлами,
В острых зубьях; натянута туго, путь в грядущее нам преграждая,
Сплошь бурьяном глухим зарастая, – всюду, всюду она перед нами.
На шипах этих птица повисла, что легко и свободно летела,
И расшиблась об это железо, и застыла в смертельном бессильи.
На дожде полиняло, обмякло мертвой ласточки легкое тело,
Будто крик онемевший, в колючках безнадежно запутались крылья.
Быстрой молнией птица сверкала в синеве, с облаками бок о бок.
Жизнерадостным гордым полетом песню сердца она выражала.
В лопухах, не заметив измены, позабыв о палаческой злобе,
Вмиг разбила она свое сердце, разодрала колючкою ржавой.
Что ей смысл этой мрачной ограды? Птицам трудно поверить, наверно,
Что судьба человека прекрасна, словно доля порхающей птицы,
Что, хоть кровь наших ног орошает путь тернистый и трудный безмерно,
Всё ж мы видим, куда он ведет нас, и вперед не устанем стремиться.
А ограду – скажу я пернатым – в гиблых топях несчастного края
Воздвигает презренное племя, мертвечиной пропахшая стая,
И, бессильной сжираема злобой, за колючки она загоняет
Тех, что в первых шеренгах похода шли, сердцами наш путь озаряя.
Пусть дорога всё круче и круче, пусть идти нам, измученным, тяжко,
Никогда не свернем, не отступим, обнимая грядущее взглядом,
Хоть не раз мы, должно быть, как эта без оглядки летевшая пташка,
Раздерем свою грудь о железо…
Вот фрагмент березняцкой ограды.

Меж колючек ощеренных, словно
Злые жала, у стен, без движенья —
Два ряда номерованных, ровных, —
Мы стояли, готовы к мученьям.
А за нами, за каторжным полем,
Где трава порыжела от пыток,
Сердце снова стремилось на волю,
Порывалось к просторам открытым.
Лютый Питель глумился над нами,
А над карцера зданием хмурым
Тучи шли, собирались упрямо,
С юга, с севера двигались бури.
Тишина еще всюду стояла,
В небе краски заката горели.
Тучи, тронуты отсветом алым,
Шли, как мы в прошлогоднем апреле!
Словно рушились грозные скалы,
Повисая над тихой лазурью.
И стучало, стучало, стучало
Наше сердце, влюбленное в бурю.
И таким показался плюгавым
Строй жандармов, закон их позорный
Перед доблестью этой и славой,
Перед схваткой стихий непокорных.
И внезапно с небес этих гневных,
Обгоняя идущие тучи,
Словно радостный клич, прогремел нам
Первый гром, молодой и могучий.
Пали капли дождя, словно слезы
Не печали, а светлого счастья.
И вбирало все бури, все грозы
Наше сердце, открытое настежь.
Так мы слушали грома раскаты,
Свежесть ливня вдыхая всей грудью.
«Надо выдержать, выстоять надо,
Вы сильней, чем стихия, вы – люди!
Мир прекрасен в борьбе и дерзаньи.
Тот, что мира такого частица,
Тот пройдет через все испытанья,
Тот угроз и смертей не страшится».
… И хоть гнал нас охранник проклятый
И придумывал новые зверства,
Мы летели, как стая крылатых,
В мир на крыльях, растущих из сердца.

Ты, запев мой, гневный и горячий,
До поры скрывавшийся во мгле,
Дождались и мы такой удачи,
Чтоб идти свободно по земле.

Не терял я твердости и воли,
Загнанный, как зверь, в одну из нор,
Мог писать я только лишь в подполье,
Но писал – врагам наперекор.

А когда война зловещей тенью
К нам пришла и принесла беду,
Я украдкой слов своих плетенье
Закопал под вербою в саду.

Пусть шумят паны, пока не сгинут,
Для меня их злоба не нова.
И тогда своей жене и сыну
Завещал сберечь я те слова.

«Вы не лейте слез, – сказал я глухо, —
Я прошу вас песню сохранить.
Пусть меня убьют они, но духа,
Что остался в песне, не убить!»

… И опять я с волею простился,
И опять я брошен был во мглу,
И опять в Березе очутился
На холодном каменном полу.

Тысячи людей сухих, как жерди,
Согнанных тюремщиком в ряды,
Шли неотвратимо в лапы смерти
Под плетьми, без хлеба и воды.

Наконец однажды среди ночи,
Сквозь горячку голода и тьмы,
Услыхали голоса рабочих
За колючей проволокой мы.

Это рухнул строй гнилой державы,
Это старый мир исчез, как сон.
А с востока, вся в сияньи славы,
К нам свобода шла через кордон.

Полицаи в дебрях укрывались,
Их душили ненависть и страх, —
Но уже победно развевались
Красные знамена на домах.