Ина Близнецова - Вид на небо

пришлось их все пересмотреть подряд

что было б сложно для меня —

царице

земель Та-Кем, Изиде во плоти

достаточно приопустить ресницы,

повелевая в древние темницы

доверенному евнуху войти.

Он выберет легчайшую —

легка ли

легчайшая?

так если верить байкам

знакомца старого козла силена —

ты зависти достойна —

а ему

я склонна верить: все ж он бог

иль вроде

того

и если нынче не в почете

родство с ему подобными —

тому

не он виною —

времени и тлена,

забвенья, на худой конец,

уйти

не так-то просто. Сколькие искали

тайн вечной жизни,

есть она – бог весть.

О прочих же —

из нас двоих пристали

вопросы мне лишь

(здесь уместна лесть,

которой не чурался и сатир)

Порфирородная!

почти Латона —

непомнимая матерь Аполлона стара —

ты тоже солнце родила для трона!

(…дороги солнца, как и все прочие тогда, вели в Рим)

Но повтори имя… да что я – имя!

его обронили халдеи, а то иудеи —

кто б еще назвал ее так…

Лилит —

лебединая пена, лилейные плечи

а плачет —

плакучая ива и та не умеет, не смеет —

о чем бы так плакать?

а ветки все плещутся в водах,

а воды все плещутся в ветках

о, вечная лгунья —

Лилит!

пролиты все ливни, все слезы,

сошла ты с ума, Лорелея —

как не надоест?

и участь сирен не смущает:

а что как найдется какой ни то блудный Орфей?

Моя госпожа – о, давай говорить об Элладе!

Щекою припасть к изголовью предложенной плахи

успею и после – успеем и после – о плате,

расплате и прочем, и спрячем

глаза друг от друга.

Что ж, можно по печени птицы гадать —

но верней – по полету.

Палаты снегов моих благоприятствуют стуже

и памяти – речь разбежалась на нежные всхлипы,

на кружево пены и мраморный город,

хранивший Палладий

а пролисты ветра – а пролисты ветра

и кружатся галки —

вот поговори тут. Нет, право, у нас предпочли бы

гаданье по печени: все же рукам теплее.

Но ты их видала? они и до нас добредали

но позже… припомни! – но им не твоя красота ли

глаза помрачила – глазами встречаться не должно

ведь здесь – ее вотчина, долгая ночь, ее имя

и звук не слетит – даже если – само отлетанье,

и пролисты ветра, кружение птицы —

Психея…

Итак, до тебя не дошло, тем более нас миновало

уж если жрецы позабыли – монахам совсем не к лицу

о ней говорить или помнить —

и гостья не к месту.

Всего от мирского, что молятся утром – Мария!

а слог обрывается – море…

окончат – Мария!

всего-то греха – какие уж, право, забавы.

Того ей и надо

неназванной – значит, незванной

неузнанной – значит, желанной,

не так ли? – соблазну

а это нам ближе, ах, это нам ближе – и имя

от века дано: не высший ли грех – отделиться,

отпасть от народа? от Бога? – а впасть

куда? – о, поздние дети Эллады

о, пасынки Сарры!

И пролисты ветра, кружение птицы – Психея!

Отверстые хляби, от века беглянка – Лилит!

Клеопатра:

Лилит – вольно ж нам имя со своим мешать!

Стели – чужие жизни – как бы – дым – под шаг

стелился дым над гарями доныне от веку

вели – судьба ли, горе ли – я отвлеку…

Гуляй, сестра моя, моя душа —

оглядываться рано нам – не оплошай!

Карай – и милуй, мне ль тому мешать,

бросай – чужие жизни как песок – под шаг.

Проверь – превыше славы самозванства срам

правей нас – поискать и не назвать, сестра —

Адамова родня – гори она огнем —

в рода наши заказана печаль о нем

Любить лишь тьму от крыл ее в любых глазах

ловить лишь след от слез ее в чужих слезах

ловиться в сеть волос ее – и не шутя —

молиться довелось нам ей – в чужих сетях!

В том, что они непрочны – нас обвинят

вторит нам крыльев прочерк – прочь! – и для меня

из Нила многоструйного – в пляс – струя:

дразнила изумрудами глаз – змея!

В прахе виток, другой, рука – вслед и в дрожь:

ах, как литой у локотка браслет хорош!

Ах, как судьба смеется – и как на грех

в зрачках змеиных вьется все тот же смех

Тянет – так тянутся облака – только б на них смотреть

так не тянулось к яблоку в оны века сестре

пленена – и что за беда, разве я – чья жена?

С племенем жалящих вражда мне не завещана

Не оттого ли со дна зрачков или со дна веков —