Елена Крюкова - Грэйс

Синеют белки, как тунца чешуя,
Тоскливей лампады во храме…
И черное тело – в морозе белья,
В московской зол о ченной раме.

Россия – твой сон. Но и Африка – сон.
На сердце – лишь грубая метка.
А в зале орган – он ревет, дикий слон,
Запрятанный в нотную клетку.

Пеньё – без бинокля увиденный бой!
Плывут искаженные лица…
Сразят нежной флейтой. Изрубят трубой.
Прикажут валторне молиться.

Мулатка. Красотка. Певица. Дитя…
Окурок… и чашка… и флаги
Огнем – за окном… спать бы надо, хотя…
Старуха в метро – что шептала, крестя?..
О вечном спасенье и благе…

У пропасти зеркала – кофе испить…
И сцену Аиды – сначала…
Вокальная воля, учебная прыть —
Холодной испариной зала…

О, на ночь сережку забыла ты снять!..
И в сон твой, слезами политый,
Приходит, смеясь, твоя черная мать
И белый отец позабытый.

Вся в инее скрипка соседки твоей…
Гриф грозной гитары зовущей…
За и ндевел твой золотой соловей,
Алябьевский, горлом плывущий…

Лицо на подушке. Чужой потолок.
Чужая земля за стеною
Бьет снегом и ветром в щеку и висок,
Метелью слепой, неземною…

На миг ты живая! О, только на миг!
На миг – молодое ты пламя!
А музыки скорбный, торжественный лик
Сгоревшими дышит кострами…

Сон – музыка! Льется мелодия вдоль
Сплетения жил животворных…
Ты музыкой плачешь, земная юдоль!
Ты сыплешь звенящие зерна…

Мы – нынче. А завтра?! Ползет этот страх
Цепочкой златой – на ключицы…
Пусть кудри твои обратятся во прах.
О, только бы петь научиться.

Я говорю на звериных и ангельских языках
Я при этом еще и любовь имею
Держу за пазухой пересилив потери страх
Под снегом дрожа
от дождя державно немея

А ты говоришь на густом языке велик его лес
Страшна чащоба его корни буквиц корявы
Доски-подмостки не выдержат призрачный вес
Понарошку любви и гибели
улетающей славы

Я тоже клавиши нежно глажу
на ходу в битком набитой музыке сплю
Я могу подыграть тебе на огнистом органе
на жестком рояле
Я музыкою клянусь стою у нее на страже
ею сражаюсь врага колю
Ее обнимаю люблю в конце и в начале

Что
в начале – Слово
дудки
скрипки
улыбки
ах музыка знаешь одна
Спотыкается плачет бормочет бесслышные клятвы
И далекая ария Баха в безлюдной церкви слышна
На краю времен в виду гекатомбы кровавой жатвы

Юбки – ах, колокола!
Ноги темные – в пыли!
Как же это я вплыла
В карнавал всея Земли!
Синий крутанет атлас
Вокруг бедер! вкруг колен!
Хоровод на миг, на час!
Мир попал пожару в плен!
Ты, всесветный карнавал,
Золотым монистом лег
И в уста поцеловал
Всех, кто нищ и одинок!

Эта пыльная Москва —
Лето, древняя жара.
Эта церковь все жива,
Хоть и взорвана вчера.
У киоска виноград