Николай Жданов-Луценко - Опыты. Стихи

Как я люблю читать Монтеня
И в «Опытах» умом расти.
А не, страдая от мигрени,
Жить с девяти и до шести.

Потом усталыми с работы
Нырнуть кто в телик, кто в вино,
Кто в повседневные заботы…
И опускаться так на дно.

Растить живот, плодить морщины,
Идти с собой на компромисс,
Привыкнуть к грязи матерщины
И сделать из мечты каприз.

Игра ума – как блеск брильянта,
Если в лучах его вращать.
Бессмертен автор фолианта,
В веках способный восхищать.

Я в современниках всё реже
Высокий вижу интеллект.
Культура, вкус и знанья где же?
К деньгам не приданы в комплект.

Дискретность клиповых шаблонов
Безбожно ткань мышленья рвёт.
ЕГЭ – система эталонов,
Где крестик ставит идиот.

Ему подручней только спамить
И собирать в карман рубли,
Не загружая опыт в память,
Где «Гугл» подставит костыли.

А я люблю читать Монтеня,
Учиться, а не делать вид.
На долг безграмотности пеня
Недальновидных разорит.

Обнажи своих демонов, детка,
Тараканов на волю пусти.
Это русская злая рулетка,
Где лишь случай способен спасти.

Ты открой свои тайные планы.
Я смогу поместить их в строфу.
Станут явью любые обманы.
Хватит прятать скелеты в шкафу.

Нацеди через зубы коварства,
Для укусов избыточен яд.
Но страданья приму и мытарства
За один с поволокою взгляд.

Я упрёки приму и проклятья,
Изощрённую женскую месть,
На кресте перспективу распятья.
Чтобы помнить, что просто ты есть.

Не признав моего вольнодумства,
Ты к себе прикуёшь, как раба.
Разве это не подвиг безумства —
Согласиться, что воля слаба?

Нам чужая душа – как потёмки,
Даже если вся жизнь позади.
След любви заметают позёмки
И свечу задувают в груди.

С головою ныряем в кошмары,
О победах при этом трубя…
Нас пленяют не женские чары,
А возможность проверить себя…

«Преступна несменяемость элит», —
Так написал мудрец в средневековье,
Когда уж смерть подкралась к изголовью
И сердце от испуга не болит.

«Вы новой крови свежую струю
Пускайте в уже затхлое болото,
Пока не вылез демон эшафота,
Чтоб мрачно жатву собирать свою…»

Когда-то свиток сей в Москву попал,
Но то ли толмача не отыскали,
То ль перевод сожгли, зашифровали
И замотали в череде опал.

А за Большой китайскою стеной
Его прочли уже в двадцатом веке.
И, чтоб сменялись чётко там генсеки,
Порядок строго выбран был иной.

Пока не взматерел товарищ Си,
Подумав: «Чем я хуже Эрдогана?
Или ещё какого хулигана
На сопредельной с севера Руси?»

Чтоб был народ послушнее детей,
Диктатору всегда закон – как дышло.
Чтоб управление из рук не вышло,
Есть тысяча проверенных путей.

Корми досыта царедворцев круг
И множь штыки для будущих репрессий,
Между племён лавируй и конфессий
И поощряй продажных журналюг.

А что страна? Какой-то там прогресс?
И мнимое общественное благо?
Для этого есть опыты ГУЛАГа,
Власть предержащих личный интерес…

…Монах, что на одре писал трактат,
Чтоб отступить от вековых традиций,
Замучен был жрецами инквизиций
И на кресте полуживой распят.

Ты, Рим, в своём великий апогее,
О плотских всех излишествах слыхал.
Но ты в Москве бы съёжился, робея —
Калигула сейчас бы отдыхал…

Мы шлём за море мощные квадриги
Бойцов, презревших очага уют.
Покорные рабы несут вериги,
И трубы славу Цезарю поют.

Здесь не согласные не хлопнут дверцей.
И неизвестно слово «меценат».
Пастух любой за тысячу сестерций
Себе легко проплатит путь в Сенат.

Немыслимые строятся хоромы,
Из золота и нужник, и кровать.
А на пирах патриции «Газпрома»,
Пресытившись, выходят поблевать.

Соседствуют здесь яхты и галеры,
Где мрут гребцы, не выпустив весло.
Растут на всё готовые гетеры,
Пришли в упадок труд и ремесло.

А варвары не дремлют на Востоке.
И с Запада вот-вот войдёт орда.
Но льются в глотки винные потоки
И переводится в дерьмо еда.