Моник Ти - Черви-2. Бессмертие

Анатолий молодой,
Двадцать лет ему всего.
Любит выпить, погулять
И с друзьями поиграть.

Он ужасный реалист
И не верит ни во что,
Что потрогать он не может,
И руками ощутить.

В Бога тоже он не верил,
Но молился иногда,
Когда мама так велела,
Ведь её он уважал.

Только матушки его
Целый год, как с ними нет.
Веру в Бога потерял,
Как её, он навсегда.

Он с отцом живёт один,
Беспробудно Женя пьёт,
Сына будто и не видит,
Так у них заведено.

Анатолий на работу
Захотел пойти когда,
Отучился в школе там,
В их посёлке небольшом.

Перспектив пойти учиться
Ещё дальше не нашёл.
Смысла в этом он не видел,
Да и денег не имел.

Он мальчишка деревенский,
Но продвинутый вполне.
Разбирался хорошо
Он в компьютерах во всех.

А ещё любил играться
По сети с друзьями там.
Регулярно собирались
У Илюши на обед.

И реальных, виртуальных
Было много у него,
И друзей, простых знакомых,
Положиться знал кому.

Анатолий обожал
Только ужасы смотреть,
А ещё перебирал,
Про вампиров выбирал.

Шутки разные любил,
Постоянно говорил,
Про различных кровопивцев,
Что бывают лишь в кино.

Он, конечно же, не верил
Ни в вампиров, ни в чертей,
Но имел всегда кумира
Интересного кино.

Про Григория он слышал
И особенных червей.
Его гением всегда,
Не стесняясь, называл.

Говорил, что черви эти,
Как вампиры сами все,
Умирают же на солнце,
Выживают без еды.

Анатолий так мечтал
Наяву их повидать.
Только в книжках изучал,
Где найти он их не знал.

А непризнанный учёный,
Гений, создавший червей,
В городской тюрьме томится, —
Совершенно никакой.

Он раздавлен был, и стар
Виноватым ощущал
Перед всеми он себя,
Жить так дальше не желал.

Но ему не повезло —
Жил он долго, двадцать лет
В заключении и ждал,
Всё кончины там своей.

Было восемьдесят лет,
На свободу вышел он,
И продолжил доживать
Дома тихо дни свои.

Он помилованный был,
Скоро, думали, умрёт,
И ему тогда решили
Вновь свободу подарить.

Сын Григория уже
На свободе был давно.
Срок условный получить
Удалось ему с трудом.

Знать отца он не желал,
Никогда не навещал.
И, конечно же, не знал,
Где Григорий был сейчас.

Сын Григория Егор
Жил теперь в другой стране.
Возвращаться он не думал,
Своё детство вспоминать.

«Снова здесь…» – он говорил
И, похрамывая, шёл.
Всё болела у него,
Тело, дух и голова.

Рядом смерть он ощущал,
И её не прогонял.
О покое он мечтал,
И прощения не ждал.

Сам себя он презирал,
И заслуженным считал
Быть так брошенным теперь,
Одному там погибать.

«Всё разграбили» – сказал он,
Тут и там всё рассмотрел.
Было грустно, одиноко,
Он уйти так захотел.

Только не куда, он нищий,
Отобрали у него
Состояние и вещи,
Птицефабрику его.

У него остался только
Полусгнивший дом большой,
И участок в десять соток,
Весь заросший был травой.

В свою спальню он вошёл
И свой сейф там не нашёл.
«Осквернили, погубили
Все останки вы его…

Бедолага, мой Ровгаш,
Зря не спрятал я тебя,
Нужно было прямо с сейфом
В тот же год похоронить»

Как и вещи остальные,
Унесли и сейф его.
Всё-всё-всё конфисковали,
Уничтожили червей.

Документы и заметки,
Образцы в пробирках разных —
Не нашёл он ничего,
Что так дорого ему.

«Ник, смотри, кого я вижу!
Возвратился наш сосед!» —
Анатолий другу начал
Вдруг довольный говорить.

В тот момент смотрел в бинокль
Он из дома своего.
Николай не оценил
Любопытство то его.