Полина Акулова - Ковчег

Двойственность: "Я здесь один! – кричит Армен – Я делаю что хочу, ни от кого не завишу. Я сам себе господин!" И когда наконец удается добиться, чтобы все сгинули за порогом, он шатается от входных петель до батареи в гостиной, поминутно сверяя сердце и циферблат. Удачно, если хватило терпения на выходные. Тогда репутация спасена.

Армен обожает работать. Работа дает ему быть с людьми, при этом не строя глубокие отношения. Чтобы усечь свободу, можно новый регламент изобрести. Прикрыться им, оттолкнуть и привлечь сотрудников.

Армен в субботу один. Хрустит регламентом на краю дивана, напротив пустого стула, в квартире-вилле. Так блестят предметы в сверкающем магазине, который закрыт по выходным.

Марат стал ходить, как на битву – за хлебом и солью. Хочет быть взрослым, мужественным, но у любимой терпения не хватает. И ему частенько перепадает от нее, от Хлои – недовольной, небезопасной, кипящей страстью, в каждое дело кидающейся, будто в последний раз. Как человек она передвинуть горы в силах. Знает, куда стопы направить, как достичь наивысших целей. Строчки личной инструкции безопасности выбиты у нее на на груди (сдаётся, стальным гвоздем) – ровно посередине. Первая строчка: Хлоя, не раскисай. (Пояснение: если держит – люби его, не играй). Вторая (зачеркнута): К чёрту мужа. Третья (курсивом): А я ждала. Четвертая – зрачки сужены, учащено дыхание, падает голова в набранный наполовину номер на экране. Ее увозят на скорой, за полчаса до того, как вернется Марат с цветами и пакетом из магазина.

Такая любовь, в принципе, тоже в силе, если не разбираться, кто виноват.

Зульфия открывает глаза и не рада, что в доме упрямый муж. Если она – не центр его мира, если он не любуется ей непрерывно, не демонстрирует, как он доволен, Зульфия сомневается, любима ли. Прятать чувства не стоит, ибо они накипают по краешку на кастрюлю, и безнадежно портят блюдо на выходе. Муж Зульфии – человек, застрявший в поисках материнского молока и мяса. В общем, скажем: материнского продуктового запаса. Протертого на локте халата, чая с домашней мятой, хозяйства, привычного с детских лет. Кто способен вывести парня с того света? Если мама любит мальчика и ему близка, у всех остальных нет шанса на его внимание, на взаимные чувства.

Сколько вас там, мальчишки, с ресницами мокрыми от слез? Полу-дети, исправно следующие правилам безопасности, усвоенным с пресловутым молочным составом: лучшие руки – у мамы. Еда – у мамы. Совет – у мамы. Насколько же нужно быть упрямым, чтобы складки душные в стороны развести, и все-таки вырваться на свободу. Узнать наконец-то, кто этот «я», женщину искреннюю найти и сделать ее матерью собственному потомству.

Говорит себе: спи, Зульфия. Люди явятся утром проведать, как ты. В самом деле, ты – ровная колея, а не ладанка за плечом у брата, друга или отца. Зачем тебе щит, Зульфия? Ты к порогу выходишь, когда стучат. За тобою – Бог и ты знаешь, как сто из ста: ни в лесу, ни в кабине водителя тягача, ни бок о бок с теми, кто смерти боится… ничего нелепого не случится, если ты, Зульфия, чиста.

Зульфия возвращается к буддийской части собственной личности. Видит ее лежащей в лучах закатных, деликатно поблескивающей, совершенно безучастной к происходящему. Зульфия ведет себя в жизни кардинально не так, как ей кажется подобающим и достойным. Ей придется принять как факт, что опасно открываться перед посторонними. А ей теперь куда? Кто виновен, что распятым стал? Люди зажаты в тиски между силой центробежной и центростремительной, в точке относительного равновесия. И частенько духом бедны, как мыши церковные. Кажется, слышно, будто колокола звенят. Кто знает, зачем говорится то, что уши воспринимают? Губы бьются друг в друга, нелепые звуки производя.

Зульфии становится ясно, что лучше селиться метров за пятьдесят от последнего фонаря. Спокойно решать вопросы, по-своему. Лишних участников не вовлекая, чуши (насколько возможно) не говоря, не ставя палки в колеса, не умножая фальши. Устроиться гнездышком тихим, спокойно писать, намётывать. Расти уверенно, час от часу. Саттва найдется в складках цветастого сарафана. Как известно, запасы любви огромны, но «слава» перестает вставлять, если ее потребляют без меры, нескромно. Спи, Зульфия. Люди явятся утром проведать, как ты. Если ты, конечно, ровная колея, а не греешься за плечом у брата, друга или отца.