Юрий Токранов - Жонглёр. 20 лет скелетов

Спектакль «Христос – суперзвезда»
давали в Оперном тогда —
в финале пермских 90-х.
Достать билет было непросто,
но журналистская стезя
не раз спасала, где нельзя.
Итак, провинциальный вечер,
«театр полон, ложи блещут»,
на сцене – роковый сюжет,
вторая серия уже.
И тут среди восторга зала
хихиканье твоё раздалось,
а дальше – вспыхнул хохоток
подружкин. Этакий итог
являлся следствием антракта,
в котором упустил я как-то
вполне серьёзный пустячок:
забить успели косячок
две мои спутницы – внезапно.
Не заподозрить враз, но запах
знакомо-сладкого дымка
ещё витал у губ пока.
Как ни пытались скрыть дыханье
прелестно-юные созданья.
Уже ценители искусства
метали взоры в нас, и чувства
переполняли дружно всех:
кого-то – гнев, кого-то – смех.
Но он утих, и инцидент
в один момент сошёл на нет.
Теперь-то героини – мамы
и добродетельные дамы,
а тот прискорбный эпизод
не помнят даже – вот везёт.
О, давних дней шальная младость,
когда, испытывая гадость
пороков грешных на себе,
всё перепробовать в судьбе
спешили многие из тех,
кто нынче – враг любых утех.
14.07.20

Январский зной, июльский холод
в том полушарии, что снизу.
А может, сверху? Всё – условно,
координаты – грани бреда,
уступка смыслу ради недо-
казуемого эталона,
ради случайного каприза,
которым вдребезги расколот
фантом вчерашнего. Не молот,
но прихоть чья-то бьёт нас из-за
и лопает гвоздём вагоны
любви, угасшей за обедом.
И изнурённая беседа
вне измерений спит на склоне,
свернувшись в мыслеэкспертизу —
в январский зной, в июльский холод.
14.07.20

Летел, как бабочка, вдогонку
за бесшабашною девчонкой,
что села в транспорт на углу
Белинского и Г. Хасана,
один воздушный поцелуй.
Спеша за нею неустанно,
он настигал почти порой,
но сдался на Перми Второй.
И тут его поймало ветром,
а там и затянуло в недра
вагона, мчавшего к Москве
на перекресток Трёх вокзалов.
В столице, выпорхнув на свет,
опять, казалось, опоздал он.
Да повезло, успел в броске
и стал дождинкой на виске…
15.07.20

Непонимание – тупик,
причём студёно-нарочитый.
Я в прошлое шагну, но вмиг
наткнусь на лёд твоей защиты.
Он с виду чист, блестит слезой,
не вынося тепла ладоней,
и крепок, как палеозой —
на миллионы лет агоний.
Он даже искренен – не ложь,
но той же степени – лишь с виду.
Пока его не разобьёшь —
не разберёшь внутри обиды.
Он сам в угоду небесам
не рухнет, и назло – едва ли.
Ведь я-то помню, что глаза
родные никогда не лгали.
Пусть скатертью дорожка-гать
через болото до колодца.
Не торопись меня прогнать.
Я сам уйду – ждать не придётся.
16.07.20

Легко ли дурочек дурачить?
Задача непроста, поверьте.
Бывают дуры, что до смерти
не дуры – так или иначе…
10.08.20

Покуда жив, покуда трепыхаюсь.
Не пену создаю, а плоть стиха из
того, что прежде утопил в вине.
К финалу – всплыло. Господа гусары,
прошу без каламбуров и базара
о плавающем в проруби говне.
Поскольку всё, что отправлял на дно я,
орудуя веслом с ухмылкой Ноя,
касалось только тех, любил кого.
Нетонущее вон – болтает праздно
в пучине журналистики напрасной,
не знающей ни дна, ни берегов.
Меня ж десятки лет, а может, вечно,
как кара, сон преследовал увечный:
что покрошил подругу от души
топориком, а части спрятал где-то.
Бесчинствуя в преддверии рассвета
семейных отношений, ворошил
тот призрак из возможно прошлой жизни
сознание кровавой укоризной.
И мысль мозги пронзала, как кинжал:
спасти любимую, расставшись с нею раз
и навсегда. Шизоидный маразм? —
но трупов удавалось избежать.
Последнюю на день её рожденья
сам убедил уехать, выдал денег,
и слава богу, снова уберёг.
Теперь-то знаю это достоверно.
Что ж, счастье личное всегда, по сути, скверна.
Расхожая, шальная и не впрок.