Сверкает позолота
Осенних фонарей.
Один и тот же ветер
Шестнадцать сентябрей.
И дождь стучит трезвоном
Серебряных монет
Всё тот же, что и прежде,
А Таньки больше нет.
1993
Сколько можно ждать?
Почему так редко?
Отчего опять
О грудную клетку
Сердце так стучится
Пойманной волчицей
Мне не отключиться
Что же делать мне?
И куда деваться?
Корчиться в огне,
Выть или смеяться?
Застывать в окне
С неподвижным взглядом?
Что же делать мне,
Если ты не рядом?
Выключи меня,
Спрячь на антресоли,
Чтобы я совсем
Не чувствовала боли
Не пускай меня,
Не пускай на волю
Чтобы я совсем
Не чувствовала боли
Я под окном твоим стояла
В надежде оду написать.
Прохожим глупо улыбаясь,
Я мяла тонкую тетрадь.
Над головой кружили галки.
Гулял с собакою сосед.
Она, визжа, гналась за палкой.
Он матерился ей во след.
Девчонки рисовали мелом.
Бельё плясало на ветру.
Я думала о платье белом.
О том, как выйду по утру…
«Любовь – морковь» в мозгу стучало.
Хотельсь выпить и заснуть.
Я не смогла сложить начало,
И в голове сплошная муть
В молчаньи мрачном шевелилась,
Стремясь оформиться в куплет.
«Зачем живёшь, скажи на милость?»
И «Счастья в этом мире нет…»
Всё не о том, ведь я хотела
Тебя воспеть и восхвалить.
Мне впился дождь в виски, как стрелы
И мыслей оборвалась нить.
Я на крыльце твоём стояла
И мяла тонкую тетрадь.
Я ничего не написала.
Мне было не о чем писать.
1995
Трясясь в вагоне электрички
И направляясь в город Тверь,
Я созерцала истеричку,
Что лбом пробить пыталась дверь.
Она подпрыгивала даже
И слюни пенные лила.
Агент какой-то по продажам
Вершил какие-то дела
И бормотал с клиенткой томно,
Терпел, превозмогая боль,
Когда мадам, что весит тонну
На свежестертую мозоль
Ему каблук свой водрузила.
А дочь ее из-за угла
Плевалась жеваным кизилом
И заразительно ржала.
А мальчик маленький – Сережа
Сидел на шее у маман
Болтал ногой и корчил рожи,
Как в страшных ломках наркоман.
Вдруг задрожала я всем телом,
Позеленела, как салат.
Я о тебе мечтать не смела,
О, ослепительный мулат,
Ты восседаешь предо мною
И равнодушно в потолок
Глядишь огромными зрачками.
Я смачно сделала глоток,
Слезясь под темными очками…
Лишь после пятой банки пива
Я умудрилась осознать,
Что неприлично, некрасиво
Припоминаю чью-то мать.
Я в исступлении измяла
В руке единственный билет,
И все на свете проклинала
В мечте придумать туалет.
А беззаботный африканец
Меня со скуки углядел
И, под вагонов мерный танец,
Шепнул: «Хотите карамель?»
Добавил «Или кока-кола?»
И эротично подмигнул.
А я от этого прикола
Чуть не вскричала «караул!»
Слегка приплясывая сидя,
Пыталась улыбаться я,
Всех чужестранцев ненавидя.
А позже теплая струя
Уже бежала вдоль вагона,
Народ толпился у двери,
И поезд подъезжал к перрону
Большого города Твери.
Ты обнимал меня в экстазе,
А я брыкалась, как могла.
Визжала я «Не надо грязи!»
И на тебе пиджак рвала.
Мне так хотелось быть любимой,
Мне так хотелось красоты,
А ты, подлец неутомимый,
Чуть что, тащил меня в кусты.
И о материях высоких
Ты не беседовал со мной.
Лишь зазеваюсь – и осока
Над нами высится стеной.
Я вновь ору «Не надо грязи!»
И снова чую, что меня
Ты разложил на унитазе.
Твой едок пот, как пот коня.
Твои прыщи мне надоели,
Ты перестал менять носки,
Ты в душе не был три недели,
И на губах еды куски
Присохли намертво. Похоже,
Удобно пятки отмывать
Твоей небритой тусклой рожей.
Когтями ж пиво открывать.
Коль обратиться я могла бы
К планеты юным дочерям,
То я сказала бы «О, бабы!
Задайте этим упырям!
Нет смысла сторониться грязи
И начинать издалека.
Наперекор любой заразе
Не проще ль вымыть мужика?»
Читать дальше