Алексей Барбаш - Твори добро и славься добрыми делами, Россия!

В газетной эйфории я совсем потух:
Сражён я ликованьем и прыжками.
И горько мне, что только мне пришли на ум
Великий Гоголь,
«Ревизор»
и взятки борзыми щенками.

Ты обещал одним простым замахом
Бандитов и террор загнать в сартир [1] Сартир – от известного в русском языке глагола с…ать, но никак не может быть от слова «сорт», означающего качество.
И замочить их всех там разом.
Что явно потрудней, чем лезть в кефир
Иль в целях беспредела правды
Считать железо посвятей просвир [2] Просвира – белый круглый хлебец, употребляемый в православном богослужении.
И целовать металл кувалды.

Уйти б в уют твоих мне рук
И тела пышного, прекрасного,
Смеющих глаз, и трепет губ,
И черт лица округлого, приятного.

Заворковать бы мне тебя
И убаюкать бы словами,
В любви б признаться тыщу миллионов раз,
И каждый раз правдивыми глазами.

Мне б затащить тебя в постель
И побарахтаться бы вволю,
Доступность наготы твоей
Воспринять бы как счастья долю.

Приди ко мне! Мы славно будем жить
И предаваться весело утехам,
Семейный быт удобно вить,
Дорогу в никуда указывать помехам.

Огнём глазищ девичьих ясных,
Могущих сделать молодца из пня,
Взнесён я до высот ужасных,
Где нет уюта для меня.

Быть может, я немного трушу
Перед загадкой, непонятной до конца,
Но глаза-прожектора мне слепят душу
И… незагоревший след кольца.

Я от соблазна не успел уйти,
Забыл, что мир исправить должен я суметь,
Готов я для тебя пойти
На юмор, на созидание, на подвиг и на смерть.

И вот ещё: нисколько не жалея мебель,
Любовью заниматься ночь и день.
Не посылай меня ты на погибель,
А приходи ко мне в постель.
Ну а пока:
Глаза-прожектора мне слепят душу
И незагоревший след кольца.

Ну а пока:
Глаза-прожектора мне слепят душу
И незагоревший след кольца.

Какая ты красивая! Донельзя!
Боюсь, что подойду к тебе я зря.
Сверкаешь праздником весенним,
Подчёркивая скучность бытия.

И неразумно я мечтаю лишь о плене,
И близости как можно больше взять,
И на руки бесценную игрушку,
Тебя, легко, как пёрышко, поднять.

И от восторга перехват дыханья
Воспринять как пустую блажь,
И повторять нежнейшее: «Елена, Лена!» -
И холодность рассудка потерять.

И, не жалея сил и нерв кипенье,
Считать за благо каждое мгновенье,
Мечтая вместе быть всегда,
По капле продлевать блаженство,
Чтоб жизнь, не отставая, с нами шла.

Как я теряю голову при встрече:
Все чувства тянутся к тебе,
Наверно, хорошо, когда бы в вечер,
Тогда б я скрыл смущение в себе.

Это потом приходят в мысли грешность,
Когда не надо думать в быстроте,
Природы чистого искусства вечность,
И представлять тебя в прекрасной наготе.

Но всё равно терзает одиночество,
Я восстаю, чтобы не двигаться ко дну,
Ищу в мечтах отход в пророчества,
Чтоб получить на будущее глубину.

Опять запутался в смешенье мыслей,
Мне простота и ближе, и ясней:
Отбросить бы сомнений муки,
Достать в другом бы месте дно.
И кажется: вот протяну я руки —
И станем мы с тобой одно.

Глаза, распахнутые настежь,
На девичьем твоём лице,
И руки нежные, покладистые,
И обещанье вдалеке.
Твой стан – тростинка,
Рост высокий
И что-то там ещё внутри,
Там, где душа, – и вот я раб, [3] Это слова неизвестного мне поэта.
Раб красоты твоей безмерной
И счастья, что не дашь мне ты.

Был жаркий день московской улицы,
Вальяжно плавился асфальт,
И нехотя, скорей от скуки,
Цеплялся за протектора базальт.

Но вдруг забыл он про машины,
Нашёл иной он перехват:
Бегущей девушки подошвы
К себе приклеить – бег прервать.

А девушка бежала ловко,
Хоть и спортсменкой не была,
От преисполненного долга,
От радости, что жизнь мила.