Михаил Годов - Переосмысливаю время…

Как жаль, что все вы не дожили,
Отец и мама, вся родня —
До «золотых времен»: до дня
(Хоть столько вы в меня вложили!),

Когда святители меня
В поэтов братство посвятили…
Но вы, как звезды, мне светили,
И стала ночь светлее дня!

Отец от Бога был художник,
И я его и всех заложник,
Всех прежде – твой, конечно, мама.

И перед вами я – нагой…
И нашу жизнь: удачи, драмы —
Я все в стихи возьму с собой…

Я не раскрою вам секрет
Ни об отце моем, ни маме:
О жизни их – любви и драме,
Но ими был любим сонет.

Любим так страстно, горячо
Не чей-нибудь, а «от Петрарки».
(Здесь сделать должен я ремарку)
Я расскажу вам вот о чем:

«Военно-полевой» роман
Связал их судьбы воедино:
И вот они родили сына,

Невольно «заразив» сонетом…
И в этом, собственно, причина:
Да, я не мог не стать поэтом!

Когда вы развелись с отцом,
Свет лишь на мне «сошелся клином»…
Какая ноша – быть любимым
За двух мужчин: ведь все в одном!

Ведь вся любовь, что на двоих
Твоей душой распределялась,
Мне одному теперь досталась,
Покоясь на плечах моих…

И эта роль мне вышла боком
И стала нашим общим роком
Любви слепой и непомерной!

А ты двоим была нам верной
До дней последних – до конца:
Мне жаль тебя, себя, отца…

Я понимаю это, мама,
Как трудно было без отца,
Какую жизненную драму,
Как крест, несла ты до конца…

Одна воспитывая сына,
«Как рыба билась ты об лед»!
И грусти вековой налет
Скрывал твой лик, как паутина…

Я знаю, ты его любила,
Ведь ты сама мне говорила,
Что даже больше, чем меня!

Ты потрясла признаньем этим,
Себя за этот грех виня:
Храня всю жизнь любви обет —
Ей обелиском мой сонет…

Сонет слагаю шестисотый:
Я сам такой назначил «ценз».
Я не молюсь ему, как «ксендз»,
Но мне диктует эту квоту

Соперник славный мой – Ронсар
(Он столько сочинил сонетов).
Под цифру подгоняю эту
И я мне Богом данный дар.

Мне дух борьбы отнюдь не чужд,
И раз уж «взялся я за гуж»,
То мне держать пристало марку.

Мне форма тем близка сонета,
Что им любовь была воспета
Шекспиром, Данте и Петраркой!
Но плодовитей всех Ронсар.

Кто сказал, что любовь умерла,
Что она лишь в стихах и романах,
Что любовные драмы и раны —
От огня только пепел, зола?..

Да, любовь, вероятно, жила,
И любили Людмила Руслана,
И Изольда, Джульетта и Анна…
Чувства Стикса вода унесла

В безвозвратную глубь океана…
И наукой доказанный факт,
Что влюбленных сердца бьются в такт

По закону химических связей…
Спотыкаюсь на этой я фразе,
От любви беспробудно вновь пьяный!

В наш век жестокий и коварный
Служу примерно доброте
И поклоняюсь красоте,
Вновь славя образ лучезарный!

В наш век предательский и лживый,
Где в «князи» рвутся все из грязи,
Где служат дьявольской поживе,
Я клятвой правды верной связан.

В наш век смердеющий, развратный
В любви тону я безвозвратно,
Пою ее и жизнь я славлю!

И если я их вдруг предам:
Себя я просто обезглавлю
И навлеку позор и срам…

Дать только стоит слабину
В бою, политике и в жизни:
Расплата ждет не укоризной —
Судьбой заплатишь за вину!

Глотая слезы и слюну,
Ты умываться станешь кровью,
И запылают стены, кровля:
Ты потеряешь дом, страну,

Друзей лишишься и свободы,
И все обрушатся невзгоды,
Коль духом ты совсем ослаб!

И этой злой и жалкой доле
Не позавидует и раб!
Ход – за тобой: ты выбрать волен…

Friedhof – смиренное кладбище,
И день девятый в списке мая…
Вот ветеран войны, хромая,
Могилу близких молча ищет…

А вот согбенная старушка…
Какая ей близка могила?..
Погибших кровь давно остыла…
Но память выстрелит, как пушка!