Любовь Ларкина - Вечерняя звезда

От пенька какой же прок?

Постучите, поскрипите,

И опять даёшь урок.

Как заходишь в храм искусств,

Перехватывает дух!

Нос родитель зажимает, –

Педагог весь день вдыхает…

От печей несёт угаром,

В окна пялится мороз,

Дети в варежках играют,

Впереди – туберкулёз!

На Урале город есть –

Замечательный Асбест.

Он асбестом в мире славен,

В том хвала ему и честь!

Мы частушки сочинили,

Никого не удивили!

А поэтому – простите!

Мы пойдём, а вы – сидите!

02/05 – 1975 г.

АРИНА

Поэма о нелегкой доле крестьянской

Слышен стон из избы на отшибе.

Отперев в сумрак ночи замки,

Расплели домочадцы все косы,

Все узлы развязали свои.

Мужики преспокойно храпели.

Что за дело до жизни другой?!

Ведь четвёртого баба рожала.

Спи спокойно: тебе не впервой!

А за полночь, на радость знахарки,

Хоть теперь можно вдоволь поспать!

Родила Евдокия у прялки

То, что девочкой можно назвать.

Наречёт поп девчонку Ариной,

А пока, спеленав посильней,

До покрова на печь положили,

Чтоб не знала, где ночь, а где день.

Спозаранку, попарившись в баньке,

Евдокия уж в поле была,

Добросовестно правила грядки,

Свою горькую долю кляня.

Майский день погож и светел,

Дышит маревом земля.

Евдокии взгляд не весел:

Вот прибавилась семья!

Вот ещё одна девчонка

На мою нашлась беду.

Пчёлы по садам вишневым,

Как в снегу, в цветах снуют.

А земля черна, душиста

Обсыхает на ветру

И лоснится, словно пристав

От обжорства на пиру.

Солнце медленно и точно

Уходило в горизонт.

Притомилась баба очень

И не плачет уж дитё.

Доплелась едва до хаты

И присела на порог –

До чего, судьба, горька ты

И обидная до слёз!

Закололо в груди, как с простуды –

Это чувство ни с чем не сравнить!

Когда ищут невинные губы

Материнскую тёплую грудь.

Когда розовый, крохотный носик,

Наслаждаясь, тихонько сопит,

Или вдруг на пелёнке поносик –

Сколько горьких бессонных минут!

Но взглянуть на ребячью пелёнку

Ей заботы в дому не дают.

Евдокия уснувшую дочку

Дочке старшей обратно суёт.

И при свете лучины до ночи

Приведеньем по дому снуёт,

Мимоходом открытые ноги

Или руки тряпьём завернёт.

На печи скулит братишка.

Нянька – старшая сестра –

Уговаривает Стёпку

Выпить в кружке молока.

Только он вертит головкой,

Скёт ногами и орёт.

– Что такое с нашим Степкой? –

Груня с жалости ревёт.

Наконец, завечерело,

В дом вернулась с поля мать,

Накормить курей велела

И бурёнку в хлев загнать.

Евдокия мчится к печке:

Что-то хлопец замолчал.

А на той остывшей печке

Степка мёртвый остывал.

Эх! Широка ты, степь,

Да мало места в ней,

Чтоб судьбу найти,

Чтобы скрасить день!

Эх! Велика ты, степь,

Да вся с овражками.

Мчатся кони, гей!

Да все с упряжками.

Эх! Зануда ты, степь,

Да с буераками.

Хоронили Степку –

Горько плакали.

Эх! Беспутная степь,

Да что печалиться?!

Умер Стёпка? Ха,

Другой появится!

Эх! Велика ты, степь,

Да в степи кресты.

Под каким крестом,

Дружок, уснёшь и ты?

Ой, что там за шум, перезвоны?..

Докатились до деревни трона стоны.

Как увидел нашу силу, испугался:

Николашка от престола отказался.

Заструилась по дорогам злая доля,

Всколыхнула Украину вольна воля.

А помещик и урядник затаились,

Как овчарки, на советы ополчились.

Буржуа за власть зубами ухватилась,

Словно в кость овечью уцепилась.

Заморочить, запугать народ хотели,

В Октябре с такой натуги кукиш съели!

В Петрограде знамя красное взвилося,

Дело важное для каждого нашлося.

Сквозь годы и снега,

Сквозь дожди и метели

Пробивалась заря,

И знамёна её багровели.

Посветлел Восток на горизонте.

Заалела зореньки полоска.

Завозились воробьи под крышей.

Убрались с добычей в норы мыши.

Заиграл вдали рожок пастуший.

Заскрипели журавли послушно.

Заструился снова день молочный

Над рекой туманом сочным, сочным.

Голоса в деревне раздаются звонко.

Нет здесь места лени! Всем подъём и только!

Стадо проплыло, захватив бурёнку.

Зашуршала за селом литовка.

Замахали косари в растяжку,

И вспотеть успели, выжми хоть рубашку!

Ветерок прохладный освежает лица.

Через луг к мужчинам мчится молодица.

Узелок с едою не теснит движенье.

Косари застыли, глядя с восхищеньем.