Павел Лазарев - Горит моя звезда

И каждый из нас будет снова кому-нибудь нужен,

А пока засыпай, жизнь уже за пределом недели,

Но по-прежнему так и не встала с постели

Упала ночь. Как боль зубная,

Во славу Бога, чья-то милость!

Средь фальши искренность людская

Червонцем по полу скатилась.

Крылья вырежут все километры дорог

Между мной и тобой, но не вдоль- поперек

И останется нить с бесконечной длиной,

Боги ткут мои сны, я живу – лишь тобой.

Как печально, что я опоздал не успеть

На последний мой рейс, но успел улететь.

Как печально, что ты села в поезд одна,

И не я тебя вслед провожал у окна.

Эти наши пути параллельных прямых

Мы чертили не здесь, для законов иных.

Только наша любовь не смогла победить,

Этот мир для других, мы не сможем тут быть.

Ветер пусть унесет вслед за шумом дождя

Неудержанный зонт, на пороге – не я,

И не ты из окна мне кричишь заходи.

Мы с тобой не смогли удержать высоты.

Твой четвертый этаж, первый мой новый год,

Ждет под елкой игрушкой для нас самолет,

Где соседние кресла для нас, высота

Как маршрут, эшелон и глиссада – одна.

Две прямые слились в одной тонкую нить

Крылья вырежут все, я продолжу любить

Мы шли широкой поступью и никому не верили,

Искали здесь любовь, стреляли наповал,

Не днями жили год, от радости – неделями

Бежала наша жизнь, не делая привал,

За правдой недосказанной, тут коротая вечности,

Сорили в пустоту гвоздями из ведра,

Сжигали доски с крыш, скворечник человечности,

«Еще не вечер» думая до самого утра.

Смолой привычной серости измазались под рельсами,

Наш бронепоезд слабостей ломал стеклянный мост,

В столетье одиночества открытый погорельцами,

Не видящими полночью за факелами звёзд,

Засаленных молитвами не безвесть, но пропащими

Людьми забитых в угол от смысла бытия,

В порывах благородия стать частью настоящего,

Закрыв глаза пред данностью принятия себя.

И на развалах идолов, собой же похороненных,

Мы тушевали грязь, назвавшись человек,

Ведь нет на свете тех, кого бы мы не поняли,

Как тех кто б понял нас, нам не сыскать вовек.

Поджигай шелуху сухих от осеннего солнца листьев,

Предварительно вырвав скелет грубой силой из черствых тел.

Позолотой вечерней оков на немых языках и цинизма наполненных лицах,

Квинтэссенцией стань детских глаз, отражением сделанных дел

На мерцающем, в полночь ослепшем, из дальних углов ночнике,

Той последней надеждой углей за ресницами жаром голодных,

Мотыльком, чьи прозрачные крылья туманом зальются во тьме,

По кирпичной стене вслед за трещиной ветра дыханьем холодным.

Будто шваброй на утро по полу гоняя разлитую с вечера тень,

Дирижером оркестра стреляя по клавишам солнца лучей,

Отсыревшим от сырости, бьющим сквозь окна. обыденный день

Поджигай позолотой вечерних оков мотыльком у голодных углей.