Михаэль Бахвалофф - Новый рассвет

По разврату с тобою бредёт.

Вот она распаляет сознанье,

Погружая в фантазии плен,

Порождая и снова желанье

Провести в позах цепь перемен.

В лабиринтах интима и латекса,

Продираясь сквозь плёток хлысты,

Не оставишь в себе ты ни комплекса,

Всю явив глубину наготы.

И, где страстью и болью пылая,

Вновь господство тебя подчинит,

И от них в ярость счастья впадая,

Вновь оргазмом от боли пленит.

Наслаждаясь опять подчиненьем,

И стараясь послушною быть,

Ты пытаешься с томным стесненьем

Установлены рамки забыть.

Чтоб опять наказание грело,

Ну, а тело нещадно чтоб жгло,

Чтоб опять душа боттома пела,

Подчинение дальше бы шло.

Под закатом на душном проспекте,

Где цветы иногда лишь видны,

Протекает весь вечер в весёлом банкете

Праздник жизни, где люди пьяны.

Протекает неспешно, без фальши,

Тамада развлекает гостей,

Ну, а в самом конце, приземлившись подальше,

Сидит гость, чьей душе всё больней.

Простирая над стопками руку,

Он пытается жизнь заглушить,

Но унять боль, тоску, а с ней скуку

Он не в силах, сколь водку не пить.

Он пытался судьбу всё построить,

За неё бы вписался во всё,

Но уехал столы в лагерь строить,

А она тут нашла вновь своё.

И теперь вот один в ресторане,

Там, где свадьбу гуляет она,

Притулившися сбоку, спасаясь в стакане,

Водку хлещет до пьяного сна…

Хотелось бежать и орать, и долбить,

Но не было сил только взять и забыть,

И не было мыслей уже о другом,

Как только крутилась та мысль о былом.

И всё перебрав в голове сотни раз,

Забыть всё пытаясь те мысли о нас,

Тянулась рука, чтоб забыться во сне,

Фужер наполняя в наклонной струе,

И, осушив в тишине его снова,

Душа забывалась от сна вот такого.

Но только проснувшись на день так другой,

Она вновь не встретит привычный покой.

Эти же мысли, по сотне на дню,

Всё душу съедают почти на корню.

И в пустоте, что осталась внутри,

Только лишь пепел… Не видишь? Смотри!

Печальный секс под музыку дождя

Унес все мысли в тишину ночи,

Оставив в пустоте одну тебя,

И листья за окном в огне свечи.

А та слезинка, что, увы, катилась,

Не в силах была что-то изменить,

Всё прогорело, пусто, развалилось,

И прахом остаётся теперь гнить.

И перед зевом пустоты бескрайней,

Образовавшейся в тот миг простой,

Не собирая все осколки, грани,

Ты вырвешься за новою мечтой.

Те отношенья как сплетения снов,

В них пропадая, находишься вновь,

В них забывая, всё вспомнишь едва ль,

Их разрывая находишь печаль,

Возобновляя их вновь и опять,

Вновь прогораешь, чтоб снова пылать.

Ну, а в конце… Что там ведомо знать:

Вновь возгораться иль углем лежать?

Вновь обрести иль навек потерять?

Как интересно, всё это узнать?

На тротуаре жизни той

Она стояла бы с фатой,

Но не судьба, видать, то ей,

Она свободна от цепей.

И можно снова наслаждаться

Всем тем, что может попадаться:

Кутить, куражиться, кружить,

Ну, в общем, как и прежде жить.

Ну, а фата, на что она?

Однообразна и скучна,

Она не даст уже свободы

И естества своей природы,

Она стреножит резву лань,

Направив целомудрья длань,

И всё придётся позабыть,

Что так сумела полюбить,

И не придётся уже вновь

Разгорячить и в клубе кровь.

Но, отложив фату в сундук,

Она вновь вырвется из рук,

И вновь закружит хоровод,

И унесёт её вперёд…

Под пеленой, накрывшей диск луны,

Под синевой, что всё затмила рядом,

Мерцают звёзды в тишине Москвы,

Расцветив ночь мигающим парадом.

И этот вид на крыше увидав,

Он ей в стихах пытался передать,

Но сон, увы, с рассветом овладав,

Заставил под луною ночевать.

И только ветер, отыграв листвой,

Сорвал с настила этот черновик,

И вознеся его вверх над Москвой,

Подбросил к небу, будто бы на миг.

И лист летел, влекомый той судьбою,

Порывом ветра, свежестью утра,

Чтобы случайно, звёздной пеленою,

Упасть на пол возле её стола.

Чтобы она, проснувшись вновь с лучами,

Что ворвались в открытое окно,

Поднявшись мягко, потянув руками,

Присела, чтобы лист поднять его.

Давай сбежим от тех проблем,

Что закрутили чередом,

И уплывём от этих стен,

Что выросли уже холмом,

Давай мы взмоем над работой,