АЛЕКС ТЕНЬКОФФ - КРИК ДУШИ ИЗ ПРЕИСПОДНЕЙ – 3. Житие мае…

Тут дверь сарая мрачно заскрипела,
То Флэш с мешком противным уходил,
Гроза последним ужасом гремела,
Я труп вдыхал и Господа молил.

Опять в углу послышался мне голос,
Я попытался труп с себя столкнуть,
В руках моих остался только волос,
Иль скальп – пришлось тут блевануть.

Бабёнка эта вовсе вся прокисла,
На улице жара и кислород,
На мне живот и сиська лишь висела,
За стенкой удалялся тот урод.

В конце концов вдохнул я свежий воздух,
И выполз из-под сгнившего дерьма,
Но донеслось стенанье вновь до слуха,
Я двинулся средь хлама и говна.

Сквозь тьму заметил я свиную клетку,
Обрубки рук торчали из неё,
Я разглядел облезлую девчонку,
Меня опять стошнило от всего.
5.

Помочь уже ей было бесполезно,
С обрубков рук кровища шла рекой,
С замком открыть и дверцу невозможно,
Как будто всё смеялось надо мной.

Пошёл к скрипучей двери в безрассудстве,
Подёргал, вроде скрипнула она,
В каком-то недостойном полном блудстве,
Увидел, свет пробился из окна.

То домик был мамаши и сыночка,
Любовью процветал весь милый дом,
И если уж была в том доме дочка,
То в клумбе стала лучшем бы цветком.

Мамаша на еду брала лишь ливер,
Печёнки, лёгкие и почечки на вкус,
А мяса запах мамке был противен,
И им питался тошнотворный гнус.

Руками мама тискала весь фаршик,
Любили с вонью, чтоб тухлятиной несло,
Давно уж не стоял у Флэша пальчик,
И маму от обиды всю трясло.

Смотрю, дрожу, на долбанную кухню,
И дёргаю гранатную чеку…
Но открывая глаз, кого я вижу? —
Да добрую и верную жену!

2000г.

Как над пеплом Содома с Гоморрой,
Расстилались Христа Небеса,
Так над нашей любовью безгрешной,
Рыщут жадно из Тьмы телеса.

По пустыне с клюкой Моисея,
Брожу тысяча первую ночь,
То рабом во стенАх Колизея,
Погибаю, и жизнь моя прочь.

Опускаюсь на грешную землю,
Не ищу ни друзей ни врагов,
Лишь какою-то мразью и грязью,
Я теку средь крутых берегов.

По кой чёрт на Земле народился,
На хрена здесь коптил белый свет,
И любил, но не жил, а томился,
Перед кем же нести мне ответ?

Перед Богом, что строил мне козни?
Перед дьяволом я не смогу…
От рожденья до смерти, до тризны
Перед женщиной все мы в долгу…

Над Храмом развеется розовый дым,
Вы не спешите гасить чёрта пыл,
Влечёт моё сердце тёмная даль,
Вьётся пружиной жизни спираль.

Ещё можно верить, что я не устал,
Немного волнует и радость похвал,
И вот уже вроде мне всё «трын-трава»,
Но, как же жестоки бывают слова.

Уйти бы давно в бессловесный запой,
А как же друзья? Вроде я не изгой…
Кого ненавижу, кого я люблю?
Но вновь под закат попадаю в петлю.

Снова в ночи шепчут мне про врача,
И всех я рубаю опять сгоряча,
Давно в голове живут два чудака:
Дурак и философ – те два мудака.

Идёт у спирали виток за витком,
И ночи проходят чуток под хмельком,
Рвусь постоянно и берег ловлю, —
Там пристань осталась, и там я люблю…

Льётся мне как в ведро туман, —
я такого ещё не знал,
Вдруг оглобли судьбы назад, —
ничему я уже не рад…

Наливаешь в лохань воды, —
крики слышу лихой беды,
коромыслом моя судьба, —
и лишь шпагой моя борьба.

Снова дьявол в ночи зовёт, —
в ад страдалец опять бредёт,
растерзают его в куски, —
сердце мается от тоски…

Лучше б выстрелом между глаз, —
было б кончено всё на раз,
но конючить всю жизнь в дерьме, —
надоело, поверьте мне!

Существует любовный рай, —
не ломайся же, дай мне, дай!..
всё пройдёт, лишь любовь в веках, —
ты навечно в моих стихах!..

2000г.

Может зима… Может осень…
Может под стуки колёс…
Или подвальная плесень,
Или опять бес унёс…

Может быть хлопнули дверью,
Может опять ноль – один,
Иль пропаду снова пылью,
Иль поплыву, словно Грин…

Снова меня ты заводишь,
Снова тебя я хочу…
Только немного полюбишь
Только опять я молчу.