Николай Богомолов - Разыскания в области русской литературы ХХ века. От fin de siècle до Вознесенского. Том 1 - Время символизма

РГБ. Ф. 218. Карт. 128. Ед. хр. 6. Л. 1–2. Приложенное стихотворение нам не удалось обнаружить среди опубликованных произведений Брюсова, потому понять, верна ли дата под ним, не удалось. Отметим в последней строфе явный параллелизм со знаменитым стихотворением Фета «Измучен жизнью, коварством надежды…», что полностью соответствует психологическому состоянию Брюсова в эти дни.

РГБ. Ф. 386. Карт. 108. Ед. хр. 27. Л. 4–6 об.

Гаспаров М.Л. Эпистолярное творчество В.Я. Брюсова С. 13.

РГБ. Ф. 218. Карт. 129. Ед. хр. 3. Мы цитируем надпись на одном из конвертов, на втором она слегка изменена.

См. публикацию этого письма в следующем разделе нашей книги.

Т.е. 22 и 23 июня.

Слово вычеркнуто синим карандашом.

Вычеркнутая фраза взята в скобки, проставленные синим карандашом.

См. его выше.

Приводим его текст:

Сегодня получила от тебя два письма, дорогой мой, – одно утром, когда отправляла тебе письмо, а другое принесли мне вечером.

Оба письма мне ясно показали – насколько условности связывают человека, связывают незаметными, но крепкими путами.

Перестаю надеяться на твой приезд сюда, – ведь чем дальше, тем невозможней он будет.. Нездоровье жены, невозможность ее оставить… а там уж и август близко – стоит ли ехать? etc. etc…

Прости мне, мальчик мой, – уж очень я измучилась, очень мне тоскливо здесь, страшно мне недостает тебя, твоих ласк любимых, твоей нежности, дитя мое…

Если соберешься, то непременно заезжай к маме в Сокольники, она даст тебе посылку, необходимую для меня.

В этом письме, как и в предыдущих, – не пишу особенных подробностей о себе и своей жизни. Причина тому – недостаток времени, – мне хочется отослать письмо завтра утром, вот я и спешу дописать эти немногие строки. По-прежнему тишину ночи нарушает тиканье часов, а в окно доносится кваканье лягушек и колотушка ночного сторожа.. Петухи пропели уж давно. Прощай, любимый мой, целую тебя,

Вычеркнуто синим карандашом и им же дальше вписано одно не разобранное нами слово.

«Официальное» письмо от этого дня – см. с. 640.

Дети Шестеркиной.

Михаил Иванович Шестеркин (1866–1908), художник.

Слово вычеркнуто синим карандашом.

Вычеркнуто синим карандашом.

Последнее слово вписано синим карандашом.

«Официальные» письма за 26 и 27 июня см. с. 640–641.

Судя по всему, о цитированной выше записке Шестеркиной от 24 июня, из которой Брюсов узнал о выкидыше.

Из стихотворения Е.А. Баратынского «Признание» (1823, 1834).

Первая строка стихотворения А.А. Фета без названия (1850).

Имеется в виду письмо от 27 июня (см. выше).

«Официальное» письмо от 30 июня см. с. 641–642. В нем Брюсов писал о завершении дня, когда, проводив гостей, «едва настал вечер, я очень любезно проводил их на поезд, усадил, пожелал доброго пути и пошел домой по темному парку. Я был один, как вольно дышала душа. Я наконец был один! Я думал о чем хотел, говорил, плакал. Звезды смотрели и шелестели липы. Сумрак темнел. А дома еще ждал меня самовар, малина и беседа о минувшем дне».

Вычеркнуто синим карандашом.

Оба раза вычеркнуто синим карандашом.

Вычеркнуто синим карандашом.

Вычеркнуто синим карандашом. Ср. также в письме Брюсова от 7 июля: «Дома у нас всякий ремонт, маляры, штукатуры, кровельщики; сначала меня занимало разнообразие людей, теперь мучит их страшное однообразие» (С. 644). О перипетиях отношений с жильцами см. в письме, на конверте которого Шестеркина написала «15.VII. 1901»:

«Сегодня я был неумолимым домохозяином. У меня съезжают некие жильцы, а их жильцы (снимавшие комнату) просят позволение остаться, ибо они еще себе ничего не приискали и, видимо, денег у них нет. Я говорю, что это и неудобно, ибо квартира будет отделываться, и невыгодно очень, что раз снявшие уезжают, то пусть и они едут, что я их не знаю, с ними не уговаривался и т.д. Они же, конечно, убежденные, что всякий домохозяин есть кулак и зверь, начали меня умолять, стыдить и проклинать, говорили, что-де они бедные, а я богатый, что во всех, однако, должно уважать человеческое достоинство, что если я “выброшу их на улицу”, они сядут посреди мостовой на сундуке и будут всем прохожим рассказывать о жестокосердии моем. Я подумал, что если бы кстати среди прохожих оказался анти-декадентский критик, он мог бы смастерить славную статейку о “упрощенном понимании нашими юными поэтами идей Ницше”. Вообще я (до известного предела) играл свою роль мастерски, и мне было очень забавно говорить неумолимые слова, а вот тем меня слушать, вероятно, не очень. И как далеки они были от того, что действительно было в моей душе! Ваш