Шапки-ушанки, быстрые санки,
Снежных сугробов белые замки.
Неба багрянец, льда тусклый глянец,
И щек любимых нежный румянец.
«Сосенки озябшими зайчатами…»
Сосенки озябшими зайчатами
В шубках снеговых у полотна
Притаились. В облако лохматое
Вклинилась блестящая луна.
Лес молчит, своей мохнатой лапою
Скрыв секреты в полуночный час.
Лишь глядит, слезинкой света капая,
Немигающий фонарный глаз.
«Замерзшие леса буравят небеса…»
Замерзшие леса буравят небеса.
Отсюда, снизу вверх устремлены их кроны.
Кедровая метла, еловая стрела
Вонзились в серый слой туч, сумрачных и сонных.
Лес рвется из оков угрюмых облаков
Вверх, к солнцу, словно зверь из прутьев тесной клетки.
Деревьям не до сна, им чудится весна
И щебет первых птиц в позеленевших ветках.
«Мороз рождественский – за 40…»
Мороз рождественский – за 40.
Над горизонтом белый пар.
Упрятав в шарф носы и взоры
Сутулится и мал, и стар.
И все с несвойственною спешкой,
На рысь срываясь, топчут снег
От места к месту – перебежкой,
Как под бомбежкой на войне.
От инея седеют шапки.
Над крышами, наискосок,
По краю катится озябший
Огромный солнечный волчок,
Едва рыжея в тучах темных.
В уже густеющую мглу
Спешит он спрятаться укромно
За горизонт, туда, к теплу.
Лангепас, 1990 г.
«Мутный снег за немытым окном…»
Мутный снег за немытым окном,
Пластик стен кабинетной коробки.
Из нее ни ступени, ни тропки —
Волчья яма, ущельный разлом.
Безнадежно остывший квадрат,
Там плывет пелена над провалом.
На земле и на сердце усталом
Снегопад, снегопад, снегопад.
Здесь спасенья бессмысленно ждать.
Вон, в углу крысой скалится старость.
И одно тебе только осталось:
Замерзать, замерзать, замерзать…
В иллюминаторе окна
Картина каждый день одна,
Лишь изредка мазок наложен
Другой. Но ластятся в стекло
Дожди, снега или тепло,
А, в общем, всё одно и то же:
Сарай, контора и забор,
В пол неба поволока штор…
Без перемен, как будто якорь
У пирса бросил пароход
И ждет подряд который год
Уж им самим забытых знаков,
Вростая ржавым килем в ил.
В иллюминаторах застыл,
Как страшный сон, пейзаж прибрежный.
Замерзло море, берег спит,
Лишь Время стрелки шевелит
Неумолимо и неспешно.
«Что за «милая» погода!..»
Что за «милая» погода!
Над землей висит туман.
На земле к исходу года
Снега нет – один обман.
Небо вылинявшей тряпкой
Над деревьями висит.
На душе как кто-то тяпкой
Комья грязи шевелит.
А вокруг спешит народ —
Наступает Новый Год.
Винница. 1984 г.
Клубятся газовые тучи.
Под небом серо-голубым
Оранжевый и белый дым
Взлетает ватою вонючей
Из труб над городом моим.
Как спрут карабкаясь по крышам,
Он растекается в длину
И заползает в глубину,
Где смотрят на него детишки,
Прижавшись носиком к окну…
«Зимою снега вновь напрасно ждали…»
Зимою снега вновь напрасно ждали.
Дождь к рождеству заплакал. Монотонно
В полоску жести капли зло стучали
И снова ночь оставили бессонной.
Собака выла. Лаяли другие.
Втекала сырость в форточную щелку
И вспоминалась снежная Россия,
И тоже выть хотелось, словно волку,
Заброшенному из лесных просторов
В проржавевшую клетку зоопарка.
Луна кропила тусклым светом город
И ночь текла… И жизни было жалко…
«Верёвочкой вьётся в снегах колея…»
Верёвочкой вьётся в снегах колея
В забытую Богом деревню.
Тут ветер гуляет по белым полям,
Сгибая в посадках деревья.
Земля опустела – ни птиц, ни зверька:
Стерильно, безлюдно и чисто,
Лишь ветер, в клочки разорвав облака.
Куда-то их гонит со свистом.
В остывшей пустыне не сыщешь следов,
И верится уж, что, быть может,
Из грязного Ада больших городов
Попал ты в Чистилище Божье.
Да толку-то в нём! – если вычистит жизнь
Бесстрастный Святой Парикмахер,
То с чем ты останешься, братец, скажи?
А Раем вдали и не пахнет.
Читать дальше