Дмитрий Пашков - Глубь Читальни

Греемся поздним вечером.

Не хотелось мне дикой страсти,

Но слияние тел обеспечила

Бесконечность голодной пасти.

Время шло, организмы пьянели,

Слабли импульсы от нейронов.

Страсть стегала твой дух сильнее,

А коньяк не жалел патронов.

Свет луны, озаряющий спальню,

Мне помог изучить твое тело,

А затем разогнать пожелания.

Этой бури давно ты хотела.

Словно ветром рвет глаза

И сердце бьется так,

Как будто тянут небеса

В далекий страшный мрак.

Сильный гнев несет воды

Туда, где я мечтал

О мире полной тишины

И засухи не ждал.

Миг находит грусти след.

На стенах нет теней.

Теряю временный ночлег

У тусклых фонарей.

Ум всю жизнь хотел узнать,

Но так и не узнал

Тех, кому пришлось пускать

По венам свой талант.

Каждой клетке организм

Определяет роль,

Которой должен быть судим,

В которой правит боль.

Ее глаза проникновенны,

Нежнее пуха пальцы рук.

Она могла бы быть примером

Среди раскованных подруг,

Что вечно тянутся ко дну

По бесконечным кавалерам,

Под нескончаемый недуг

От алкогольного барьера.

Ее глаза проникновенны,

Нежнее пуха пальцы рук.

Она могла бы быть примером

Среди раскованных подруг!

Так хорошо идти по ветру,

Внедряться в свежесть февраля,

Когда под солнцем безответным

Все лужи смотрят на тебя.

Приятна верность ожиданий

Светлейших дней промеж дождей

И шепот волн морских у зданий,

Которым томно без людей.

Выносливость стартует безупречно.

Без замыслов свирепых боль,

Когда на службе жизни скоротечной

Необходимо подобрать пароль

К любым ногам. Число их бесконечно

И подготовлено стоптать любой

Подошвенный, не углубленно вечный,

С экстрактами господства слой.

Я молил упорно не ругаться,

Я просил не вмешивать меня

В ваше головное демократство

От шаболд и до монастыря.

Я склоняю выжатые веки,

Я пытаюсь вновь преодолеть

То, что недоступно в клетке

Птице самовольно лицезреть.

Один на поле… Снег и небо

Сливают вместе облик сна.

Кругом пустынно. Фон просветов.

В оттенке серого глаза.

На крыльях белых… Страх и жалость

Вверху дают пролить слезу.

Весь мир пустует не на малость.

На перья пылью дна сорю.

Система нервных излияний,

Что вывели когда-то из себя

И удержали намертво цепями

У окончаний – нервная среда.

Ее зависимость забита страстью

К бесстрашию болезненного зла,

Что трогает прикованное сердце,

Вливаясь в окончание ножа.

Стакан густой наполнен кровью

От тех, кто медленно ко дну

Спускался с раненой любовью

И в адском пламени тонул.

Стеклянных вымыслов приливы

Сменяют правды место. Лжи

Потеки скрашивают стены.

Безумство – падающий крик.

Город выкрашен снежною краской.

Ночь. Проснулись немые огни.

За стеклом жизнь похожа на сказку,

Что написана с легкой руки.

За холодной прозрачностью мир,

На котором огромнейший крест.

За холодной прозрачностью рай,

В котором уже нет мест.

Город выкрашен снежною краской.

Ночь. Цветочек грустит у окна.

Четыре стены, но цветок со спины

Съедают дверные глаза.

Голова, как большой интегратор,

Накопила нескромный запас

Напряжения. Стало опасным

Отраженье в дверных зеркалах.

Пройден путь и повернута ручка.

Туалет вновь сменяет вид глаз,

Под надзором которых желудок

Не находит последний запас

Рвотно-жидкостных масс. Пребывание

На земле супертонких зараз

Льется смыслом от воли до боли,

Быстротечно для девичьих фраз.

Город выкрашен снежною краской.

Ночь. Проснулись немые огни.

За стеклом жизнь похожа на сказку,

Что написана с легкой руки.

Все, что сливается с добром,

Теплом, душевным пониманием –

Готовая слепая жизнь

Всех призывающая к раю.

В одних глазах видна слеза,

В других – размазаны улыбки.

Но только те честны глаза,

В которых совесть – не ошибка.

В моем доме черные цепи,

Что так тянут к себе лишь меня.

В моем доме черные струны,

Что с гитарою день ото дня.