Владимир Шали - Вечные деревья исчезающего сада-2 (сборник)

Я из тех, кто любит ходить по земле, но вместо посоха опирается на слова. Могло быть и хуже, поэтому бури, которые прошли надо мной и пощадили меня, стали ступеньками моего везения.

Счастье – ни что иное, как деревянный мост, собранный из брёвен трагедии, не затронувшей нашего сердца.

Знайте, что для настоящего художника всё на пользу – влево или вправо, удачи или неудача, любовь или измена, опьянённость или трезвость, признание или забвение. Поэтому он не идёт по дороге, а стоит, как дерево, и живёт, как трава. Единственное, что с ним можно сделать – это вырубить или выкосить, да и то только до будущей весны.

Но подумайте, мог ли я быть бескорыстным, если бы вы не любили меня. Нет, ибо то, что связывает одних, неизменно оборачивается против других.

Любые связи агрессивны и порочны – вот так и мы в связи со своим эгоизмом напоминаем лёд с крыши – ломающий руки деревьев.

Необходима новизна, чтобы не умерла привязанность. Горе тому, кто забыл о красоте и подчинился скуке, жалости и чувству ответственности, зная, что он один из тех, чья жизнь – постоянное нетерпение или смерть, умноженная на воображение, ибо двумя стаями вокруг каждого из нас ходят человеческая злоба и доброта.

Слишком поздно понял я, что мы похожи на собак, но с тем отличием, что наше обоняние не мгновенно, а растянуто во времени – человек не берёт след сразу, способен сделать это через многомного лет. Что и говорить: – память – это собака, бегущая по следу, уходящему в прошлое, и с её языка сочно капают слюновыделения творчества.

И вот наступило время, и жизнь стала гармонична и комфортабельна, словно сбитая простыня и спутанное одеяло в холодную зимнюю ночь. Да и вообще я стал себя чувствовать так же уютно, как Дантес в России после убийства Пушкина. Ничего удивительного, ибо жизнь без магии легенды имеет форму камеры и душу заключённого. В результате – большое свидание с близкими, краткая встреча с любимой, прощание с самим собой.

Знайте, есть великие несправедливости, рождённые случайностью.

Есть разбитые стёкла легенд, собранные из осколков мелких обстоятельств, – не только политики, но и художники становятся великими волею случая, едва коснувшись магии легенды. И если от первых остаётся великий злодейский дух, то вторые занимают слишком много пространства. Иногда магия легенды становится историческим мостом, соединяющим антиподы. Самоубийство Маяковского связано с само убийством Есенина; магия легенды – это тот механизм, который заставляет многих в критический момент поступать согласно инерции предвзятости. Смешно давать имена звёздам; ещё смешнее, когда эти имена переносят на людей. Магия легенды способна причинить вред. Она может вынести человека на орбиту обобщённой глобальности и, сравнив его с международной политикой, может превратить его в насекомое. Магия легенды, вооружённая глобальной информацией, убивает в художнике явное уважение к тайному и, наоборот, культивирует тайное почитание явного. Поэтому обобщённая глобальность постоянно меняющихся событий – это не явление Христа народу. Магия легенды – это бесподобный обман – которым обладают немногие. Это воздух, проникающий в любые щели. Это удача. Удача – это свобода. Свобода – обман. Ведь даже гениальность может быть удачливой случайностью, если вовремя сочинить хорошую сказку, которую запомнят люди – ибо Ренуар не нуждается в биографии – а Ван Гог и Гоген без имени многое теряют.

Но это справедливо лишь наполовину, потому что женщину интересует то, что стоит за холстом, а цена холста занимает мужчину.

Велика магия легенды – страшна инерция предвзятости. Хорошо или плохо сделано это или то – в конечном счёте решает имя художника.

Иной гений – это всего лишь легенда, умноженная на инерцию. Порой гении не являются, а делаются обстоятельствами и людьми. И если это так, может ли называться неожиданностью категория вывода. Поэтому левое полушарие моего мозга – комиссионный магазин, который не принимает на оценку современную поэзию; правое полушарие – кинотеатр повторного сна, где навязчиво зависла идея: бедна литература той страны, где пародисты, юмористы и сатирики вместе с поэтамипесен никами являются любимцами народа. Победа вторых жанров – первый признак деградации большого искусства.

И всётаки знайте, что я не из тех цветов, что могут прижиться в саду, именуемом молчанием. Я не из тех садовников, которые обрезают ветви. Я из тех корней, которые всюду и везде пытаются будоражить надгробия великих