Array Антология - Мир в ладони

Может, это начало превращения? Уход даоса в небо, когда тело наполняется веществом небесной энергии и навечно обретает бессмертие?

Флаг когда-то обязательно утонет. Тело даоса – нет!

Уже второй день ни шагу к цели. Северный полюс – все дальше справа. Этого нельзя заметить. Это нельзя почувствовать, надо просто верить – остров, поддерживаемый черными черепаха ми, уплывает со средней скоростью семь километров в сутки. За двое – четырнадцать, больше дня человеческого пути, но думать о расстояниях теперь не нужно. Сначала казалось, можно дойти в один день. Даже с волокушей в сто десять килограммов. На второй день пришла сила. Третий – усталость. Четвертый – немогота. Пятый – вера. Шестой – метель. Сегодня – полный покой и отсутствие мирских желаний. Наверное, уже началась спасательная операция, но на радиомаяк сверху поставлен вверх дном котелок, а для уверенности, что его сигнал заглушен и не смогут найти, все обернуто поверх фольгой и завалено волокушей. Пока не нашли – значит, работает! Или пока не ищут…

…Старенький самолет, оторвав лыжи от снега Хатанги, сразу заиндевел иллюминатором, оставив для просмотра лишь свои дряхлые внутренности. Чрево летящего дракона. В лагерь на льдине под 89-м градусом – только на нем. Можно, конечное, прямо с материка: пешком, и на собаках, и на снегоходах, только Партия наказала до своего очередного XIII съезда установить флаг Китая на Северном полюсе. Вот он среди вещей упакован в непромокаемую «герму» – всегда готов! От 89-го градуса до полюса – всего 110 километров…

Вернулось памятью, как в третий день вышел к широкой трещине – будто сам Паньгу своим огромным топором разбил здесь пополам яйцо земли! Душа погрузилась в печаль, и захотелось прочитать об этом стихи. Шел вдоль живой воды почти половину дня, пока не перебрался по смерзшимся ледяным полям. Немного промочил правую ногу. Солнце тогда уже было в Большом Возвращении и достигло горы Матери Цзи. Настырно продолжал движение до времени, пока были силы.

Невдалеке от палатки в разводье постоянно гуляет шумом голубой лед, встречаясь с другим таким же льдом. Неожиданно появилась чья-то огромная голова. Упредил ее криком: – «Гунь!» Главное, успеть правильно назвать существо – тогда оно не сможет причинить вред. Сейчас рыба-дракон выйдет из воды, расправив все четыре крыла превратится в птицу, взмахнет ими и отделит небо от воды. Но голова испуганно скрылась в ледяной каше. Появилась вновь уже дальше – морской заяц, хотя как он выглядит, неизвестно доподлинно. Заяц и заяц – пусть будет любым, каким создали его боги. Хоть небесным.

Семь дней. Через семь дней пути условлено подать сигнал. Прилетит вертолет, не останавливая вращение лопастей в короткой посадке, и унесет его домой – на трибуну XIII съезда, предварительно сделав фотографию для истории – «Очередной государственный флаг на Северном полюсе». Съезд будет аплодировать стоя. Нужно кланяться в ответ. Телом, но душа так и не попадет на западную окраину четырех пределов и девяти материков, туда, где возвышается гора Куньлунь. Вертолет вылетит на поиски в седьмой день, даже и без сигнала. И сегодня он – этот день – День завершенности и совершенства.

Выключил примус – зачем ему в эту дорогу? Тьма, которая не приходит, и солнце, которое здесь совсем не укладывается в Долину Мрака. Завтра самый важный день! День – Вперед. Закрутит новое колесо жизни своими восемью спицами. Понесутся надо льдом ветра восьми направлений. Соберутся вместе все восемь бессмертных и решат: достоин-ли? Закоченевшая рука, выставленная из палатки на ветер, отпустила на свободу стяг. Тот сначала свернулся алым сгустком возле воткнутых в снег бесполезных теперь лыж, а потом, подхваченный, взметнулся широким крылом кудато в пургу. В сторону Полюса, наверное. Да, ему туда…

Однако:

Приходят времена, в которые боги уже не могут спускаться на землю, а люди – подниматься к богам.

Последним движением ноги котелок перевернулся, и из-под него радиосигналы разлетелись быстрокрылыми ласточками над бездонной пропастью Гуйсюй, куда стекаются воды со всех восьми сторон света, девяти пустынь и Небесного свода…

На седой голове старая мица-гриб с шитыми не то муаровой тесьмой, не то бронзовой канителью дубами и капустой. Он не помнит теперь лиц тех, кто шил эту мицу, тем более дверь, за которой. Все было давно, а сейчас наступило «теперь».