Юрий Смирнов - Астра

(У меня не идёт из головы
Одна твоя фраза.
Мы обсуждали третий сезон
«Миссис Мейзел»
И ты сказала – с ужасом представляю,
Что будет дальше,
Ведь Ленни Брюс умрёт годом позже)

В тот день я так и не переехал реку.
Я восседал на Звере,
Как Джеймс Дин,
Как ассасин на тамплиере,
В ромкиной кожаной куртке,
В славкиных кроссах,
С битой в подсумке
И украденными из-под горкома
Розами,
Битыми нашим безумным солнцем.

А ты прогуливалась по тому берегу,
Брегу дикому,
Моя бархатная, моя мятная,
В белом платье
И чёрных пацанских кедах.
И пузырилась, бесновалась Лета.
И мост горел.
И закипал ликвор.
И хомозоид скалился.
И кораблик прогулочный спрятался.

А потом – уже вместе куда-то едем.
Загорелых рук обруч медный
Держит и держится одновременно.

Прибили к кресту в восемнадцать пятнадцать.
Гриша кричал – кто заплатит мне сверхурочные.
Бабы барачные сидели молча
На мокром бревне,
Тяжёлом, отечном.
Зыркал на них сквозь бельма-очечки
Бухгалтер артели Манассия Львович
Из ссыльных бундовцев.
Гоша смотрел в реку мутную,
Пытался угадывать ходы рыбьи,
Налимьи борозды в чёрном иле.
Прошли на бреющем белые «илы»
Из эскадрильи Старцева.
Все перекрестились синхронно,
Как в боевом танце
Канувших в небытие гуннов.
Лёша спросил – и долго сидеть с ним будем?
Бригадир Тимофеев поплевал на окурок,
Сдвинул на лоб каски орех:
Как потемнеет, снимем придурка
Спирта, ухи, хлеба в тряпицу
А нам куда брать ещё один грех?
Дай-ка ему покамест напиться.

Хорошая точка.
Он видит всех.

Волю сожмём в гулаг.
Два варианта слова «гулять» —
Сидеть на кортах и красться на цырлах
Меж ментовской Сциллой
И таёжной Харибдой.
У каждого криля здесь своя кривда,
Своя инстант карма и русская йога.
Сидишь на кортах – асана «порошок Лотос»,
Бредёшь на цырлах – балет Большого
«Танатос встречает Клото».
Ты понимаешь, сука, мою метафору?
Смерть встречает неизбежность
Смертельного пира.
Это как вождь ныряет за амфорой,
А достаёт из глубин Кракена.
Но чудище не желает являться миру.
Боится.
Щупальцами ветвится,
Будто певица Наталья Ветлицкая
В роли Эглы превращается в иву.
Шарик каштан коронавирус
Объединяет друзей
На малой глубине
В средней полосе.
Сыновей обнимает кутает змей.
Русский звон колокольный дзен.

Мы таких никогда не видели.
Свежих, искренних,
Одетых в немнущееся никогда.
Строящих фразы,
Как джинн Аладдину дворец
Выстроил
В пустынных песках —
Прекрасно и невозможно ненужно.
Мы сразу поняли —
Они нам не пригодятся.
А человечину мы уже не едим.
Почти.
Есть один праздник.

Мы сначала подумали —
Американцы, может, или ангелы,
Но они говорили по-нашему
Чисто и звонко.
Мы понимали слова,
Но смысл предложений
Ускользал между пальцами
И меж пальцев,
Как веселящийся рыбматериал,
Палтус и толстолобик,
Как звонок из клиники онко,
Как бормотание пророка блогера.

«Истинно вам говорю
Поднялись из земли ада
Умученные диаволом праведники»

Их не хотелось ни убивать, ни трахать.
Они переехали нашу тревогу,
Как беззвучный лазурный трактор.
Мы стали пить тише и есть чище.
Мы прошли трансформацию
Крысы-волк-собаки-мыши.
Наши губы шептали,
Языки переплетались вогко,
А глаза дышали весенней вишней.

И тогда за святыми
Пришли их хищники.

Знаю, я задолбал текстами про концлагерь.
Но что делать,
Если отец родился в концлагере,
Где увидеть свободу?

Так вот,
Я представил,
Если бы Гитлер дожал нас в сорок втором,
А к пятидесятому немцы
Поставили Освальда Мосли
Фюрером Малой Британии,
То в концлагерях шестидесятых,
Уже не работавших на износ,
А так, скорее, как дань традиции,
Поскольку уже никогда не родиться
Еврею, рому и русскому,
Так вот, в концлагерях шестидесятых
Были бы не духовые оркестры из узников,
А группы, играющие арт-рок.

И комендант Дахау
Подтрунивал бы над комендантом Освенцима
Во время швайнфеста:
– «Прокол Харум»?
Это название группы?
А я думал – семитского празднества…
И комендант Освенцима сидел бы
От гнева красный
Между Эриком Хартманом и Отто Скорцени.
А вокалист коллектива,
Наоборот,
Стоял бы навытяжку.
Бледнее бледной тени.