Яна Тимофеева - Почти поэт, почти писатель… Памятный сборник стихов и рассказов

…Внезапно блестящие «башни» превращаются в трубы, а затем громкий звук нарушает тишину. Это похоже на какой-то неведомый мне духовой инструмент, и когда я это слышу… ни о чём другом думать невозможно. Звук заполняет всё вокруг, и от него нет спасения. С одной стороны он жуткий, с другой – притягателен настолько, что мне не хочется затыкать уши. Я хочу слушать и слушать его, и уже совсем скоро начинаю разбирать в нём… даже не знаю… наверное, слова. И иду на него – остановиться невозможно.

А когда звук вдруг смолкает, я останавливаюсь в замешательстве. Нечто снова похоже на замок, и нет на нём никаких труб – снова башни со шпилями… А я, словно очнувшись, останавливаюсь и смотрю, не понимая, почему секунду назад так хотелось, словно бабочке на огонь, лететь на странный звук.

Через пару минут звук повторяется – и я бросаюсь на него, снова забыв обо всём. Я должна попасть туда, где его эпицентр, и как я это сделаю, не имеет никакого значения.

…Внезапно я чувствую чью-то тёплую руку в своей.

– Мама, ты куда, мы же пришли не за этим! – слышу я голос сына и поворачиваю голову.

Сын… не такой, каким я привыкла его видеть. Это не паренёк с ломким баском, на голову выше меня – это ребёнок. Таким он был лет в семь – светловолосый загорелый мальчуган с ярко-голубыми глазами и курносым носиком, и глядя на него, слыша его голос я перестаю обращать внимания на звук и вообще смотреть в сторону диковинного сооружения.

– Да, конечно, – соглашаюсь я, – ведите меня туда.

С нами пришёл ещё один человек – моя подруга… странно, что я пока не могу понять, какая именно. Каждый, раз, как я смотрю на неё, вижу разных людей: то это одна женщина, элегантная, красивая, моего возраста, то другая, немного полная, но донельзя спокойная и уверенная в себе, то вдруг я вижу даму, ближе к пятидесяти с короткой стрижкой, а то строгую девушку в чёрном – я всех их знаю, но не могу определиться, кто из них пришёл сюда со мной. Однако, и этому мистическому факту я очень быстро перестаю удивляться, и втроём мы обходим Нечто, двигаясь вдоль каменной стены.

Под ногами что-то похожее на брусчатку – или же просто необработанный камень, который был уложен давно и отшлифован уже не человеческими руками, а временем. Всё кажется серым и унылым. Вдруг на глаза мне попадается роза, словно алая капля крови на сером камне, яркая до ослепительности. Цветок словно был не срезан, а грубо сорван, или даже, откусан от растения каким-то животным и брошен тут по причине своей невероятной колючести.

Я не могу безучастно смотреть на валяющееся в таком непотребном месте великолепие – я поднимаю розу, отрываю от неё изломанный стебель и мятые листья. Острые шипы тут же впиваются в пальцы, но я не чувствую боли, буднично выдернув занозы из своей кожи и продолжая идти за сыном и подругой.

Дорога идёт под уклон и вскоре сворачивает налево, за угол стены. и я вижу… словно какой-то мемориал. Каменная плита, по крайней мере, похожа на надгробие, и она врыта в землю, чёрную и без единого сорняка. На серой, каменной поверхности что-то написано, но прочесть это я вряд ли смогу – я таких букв в жизни своей не видела, не представляю даже близко, что же это за язык, да и не так сильна в языках, если честно… Моё внимание привлекают розы – такие же ярко-алые, похожие на свежепролитую кровь, копии той, что я держу в руке. Ярко-красные розы на среди ярко-зелёных листьев.

Больше ярких пятен поблизости нет, а вокруг словно сгущаются сумерки.

Сын снова зовёт меня:

– Пойдём, нам во-он туда, – говорит он, опять беря меня за руку, и я смотрю в ту сторону, куда он показывает своей рукой.

На глаза мне попадается сводчатый проём в камне стены, низкий настолько, что даже ребёнок вряд ли сможет войти туда, не сгибаясь. Желания идти «во-он туда» у меня отчего-то не возникает как такового сразу, а после пропадает и последнее, ибо перед входом я вижу крупное и сильное животное, призванное, видимо, охранять его. Однако не могу же я отпустить их туда одних! Вздохнув, иду за ними к провалу в стене.

Животное, доселе мирно дремавшее, поднимается нам навстречу. Это тигр, и его чёрно-оранжевая шкурка отличается такой же яркостью, как и роза в моей руке – невозможно отвести глаза.

– Нам туда, что ли? – неуверенно спрашиваю я.

– Ну да, – спокойно произносит подруга.

– Он же нас съест!

– Не съест, – спокойно отвечают мне на два голоса, – и это не он, а она.

Сын без какого-либо намёка на страх, подходит к животному и гладит его по мощной шее, по бархатистой спине, по морде. Тигрица начинает урчать точно так же, как это делают кошки, открывает рот, обнажив огромные, острые клыки, переворачивается на спину… А сын всё гладит и гладит, называя «девочкой» и «красавицей». Мне отчего-то не страшно за него, но я точно знаю, что повторить его действия мне слабо, и я не собираюсь их повторять.