Октябрь 1995
Гоню тоску из сердца прочь
Говорят, на белом свете
Есть любовь для каждого из нас.
Только я её пока ещё не встретил,
Хоть искал не раз.
От рассвета до рассвета
По земному шару я бродил.
О, любовь моя, ну где ты?.. где ты?
Ждать нет больше сил!
Гоню тоску из сердца прочь,
Чтоб чудо из чудес случилось!
Я так хочу, чтоб в эту ночь
Лишь ты мне снилась!
Может быть, ты ходишь рядом,
И появишься в моей судьбе.
Улыбнёшься, оттолкнёшь ли взглядом —
Буду разд тебе!
И весь мир вокруг, я знаю,
Станет сразу сказочно хорош,
Если ты, весенняя такая,
Мимо не пройдёшь!
Середина 90-х
Далеко, у самого истока,
Где рассвет сливается с душой,
Дремлет мудрость ветра одиноко.
Там-то и находится покой.
Далеко. Да, но не дальше жизни,
И не глубже мыслимых глубин,
Есть та фея – ты ей только свистни!
И, глядишь, уже среди вершин!
Люди, вы смеётесь надо мною.
Вам смешно от этих слов моих.
Ну и пусть не нужно вам покою,
Всё равно я так сложу свой стих.
Я спешу, лечу туда – в далёко!
Где поют весенние цветы
О любви у самого истока.
Где есть только двое – я и ты.
Далеко, у самого истока,
Где любовь сливается с душой,
Дремлет мудрость ветра одиноко.
Там-то и построю я дом свой.
Август-сентябрь 1995
Одно из моих первых крупноформатных произведений духовно-прикладного искусства «Даша» была написана тогда, когда я уже не гнушался писать наглагольной рифмой.
«Дела давно минувших дней»
В одной стране далёкой,
Где пальмы не растут,
С бабусею убогой
(не помню, как зовут)
Жила одна милашка,
Застенчива, проста.
Милашку звали Дашка.
Была она, бедняжка,
С рожденья сирота.
Отцу её досталось
В тюрьме свой век дожить.
При родах мать скончалась.
Что ж, некого винить…
Лет до пяти девчушка
В приюте провела,
Ну, а потом старушка —
Горбатая болтушка —
Её к себе взяла.
Девчоночка боялась
Вначале, и не шла.
Но бабка привязалась,
Речами доняла:
– Не будь ты так труслива.
Пойдём ко мне, мой свет.
Жить будем мы счастливо.
И мне не так тоскливо
С тобой на старость лет.
И Даша согласилась.
Уже который год
Она, как и не снилось
Ей в детстве, без забот
Жила с бабусей, мило,
В уютненькой избе.
Полы в каморках мыла,
К обеду щи варила,
И кланялась судьбе.
С пытливыми глазами,
Душевной теплоты
(увы, забыл с годами
Лица её черты:
Отшибла память бражка)
Такой была она,
Что всем казалось, Дашка
Затем лишь не монашка,
Что не пострижена.
Старик, лишённый зренья,
Что к бабке приходил,
Учил девицу пению,
И грамотам учил.
Так Дашенька взрослела.
И, должен я признать,
Она неплохо пела,
Читать писать умела,
И даже рисовать.
Блаженно шли недели.
Бог дал ей расцвести.
Но молодцы не смели
К ней близко подойти,
И ею любовались
Тайком, издалека.
Глядели, ухмылялись,
Смешки порой срывались
С шального языка.
– Она не из уродин! —
Частенько повторял
Моряк Степан Болотин.
В девицах толк он знал.
– Да, справная дивчина!
Вот только ловит мух…
– Молчи ты, дурачина! —
Так рассуждали чинно
Сапожник и пастух.
Однажды, помню, даже
Какой-то генерал —
Большой и важный – к Даше
С признаньем приставал.
Я думал (и немало),
Что Дашенька моя
Пойдёт за генерала…
Ничуть так не бывало!
Лишь ошибался я.
Скажу вам, между нами,
Без каверзных словес,
За ягодой – грибами,
Частенько Даша в лес
Ходила, и, под сенью
Деревьев вековых,
Скрывалась. С тихой ленью
Внимала, может, пенью
Чудесных птиц лесных,
А может, умилялась
Журчаньем ручейка,
Иль елям улыбалась
Под шёпот ветерка…
О том я знать не смею.
И не к чему гадать
(хвалиться не умею,
Но с детства не имею
Привычки я приврать!)
Так вот, однажды, значит,
Из леса воротясь
На хату, как заплачет
Вдруг Даша, повалясь
Ничком в свою перину,
Лицо в подушке скрыв
(объелась будто хины).
Конечно, бабку Нину —
Ведунью местных див —
К ней пригласили тут же,
Заставили отвар
Принять. Ей стало лучше,
И спал немного жар.
– Ох, Даша, что с тобою?
– Отстаньте от меня!
Её – святой водою,
Она – брыкать ногою…
И так четыре дня.
Читать дальше