Вольность по поводу Агафьи-староверки
Смутная грусть пережитой
Сказки давнишних времен,
Фантасмагория скитов
В зеркале сумрачных волн.
За пожилыми холмами
Роскошь упадка-закат,
Чудится перед глазами
Магии старый обряд:
Женщина с голосом дивным,
С прядью червонных волос,
Ткет золотую холстину
В полный хозяина рост.
От незатейливой песни
Весь в первобытности чувств…
Проблеск догадки, что всплеском
В этой реке растворюсь.
В окно, как в зеркало смотрюсь,
В нем – прожитая жизнь,
В домашних тапках ходит грусть,
Что вкрадчивая рысь.
И память яблоками плеч
Придвинулась ко мне,
И сонм людей, событий, встреч
Плывет, как в долгом сне.
Плывет, подернутый дымком,
По Волге тихо, не спеша…
Я не жалею ни о чем
И вскоре отлетит душа…
Но грусть, серебряная грусть, —
Разлуки хрупкий сувенир…
Угодно свыше, вновь вернусь
И помолюсь за этот мир.
Средь лиц нахлынувшего сонма,
Прикрытых мутной пеленой,
Мучительно старался вспомнить
Лицо неясное одно.
В сосредоточенных попытках,
Что осязаемо трудны,
Возникло наконец с избытком
Оно из сжатой в фокус тьмы.
Я думал будет добродушным
Его приблизившийся взгляд,
Но вдруг ознобом стылой лужи
Дохнуло, будто виноват.
От глаз суровых и огромных
Невольно сгорбился, поник,
Почувствовав себя бездомным
И в безысходности на миг.
Неимоверно долгое мгновенье…
Но вот подавленность прошла…
Подобна лунным притяженьям
Лицо вбирающая мгла.
Лицо неспешно растворялось,
Исчезли контура следы…
И вместо глаз блестящим лалом
Уже мерцали две звезды!
Вновь бабье лето, – пора шишкомета,
В юбке цыганской встречает тайга,
Красною нитью проходят заботы
От человека до бурундука.
Эхом звучит по-всему околотку
Колотов мощных широкая дробь,
К вечеру в кашу на соли щепотку
Не поскупится мой высохший лоб.
Белка рассерженно цекает с кедра, —
Не по душе конкурентов успех,
Веется ветром, веется ветром
Жирный, отборный кедровый орех!
Как хорошо их пощелкать с устатка,
За болтовней посидеть у костра
И задремать незаметно и сладко,
Влезши в тулуп до седого утра.
Ну, а с рассветом, брусникой и мхами
Вновь по кедровой рабочей тропе,
К шишке, летящей стремительней камня,
К шишке, как вешке счастливой в судьбе.
Осень тайгу наделила богатством,
Хватит на всех на сегодня и впрок,
Важно лишь помнить таежное братство,
Общность людских и звериных тревог.
В сердце падали звуки,
Точно зерна в рыхлённую почву,
И безвестная жертва порукой,
Что свершится таинственно ночью…
А наутро, от солнечной боли,
Зазвенели колосья аккордов,
И симфонии мудрое поле
Славит жизнь бесконечно и гордо!
Вот суд идет…
В семье – развод,
Жена и муж
Сжигают на глазах
Взаимности мосты.
Где, правда, ложь-
Не разберешь,
Лишь чувствуется крах
Былой любви, мечты.
Расчет, дележ
И склоки дрожь,
Где мать с отцом,
В затмении обид
Глотают слов стрихнин.
Уже не стресс,
Безумства бес
Крадет последний стыд, —
Кому отсужен сын?!
Кому нужней
И кто важней
В сомненьях суд,
Хотя, как филин, мудр,
Солиден мантий стаж.
А сын в слезах,
С мольбой в глазах
Тушил бикфордов шнур:
– Я-ваш, я-ваш, я-ваш!… —
Мила на исходе мне осень…
Мила на исходе мне осень
Своей наготой обречённой,
Зародом с лежанкою козьей
И полем умиротворённым.
И мыслью, как роща, прозрачной,
Душой, совместимой с простором,
Где вдоволь спокойного счастья
И воздух целебней кагора.
Люблю обнаженную осень
Без тени стыда и желанья,
Бывает так с возрастом поздним, —
Одно лишь, одно созерцанье…
К столетию воплощённой идеи, – 2017 год
Я родилась в уме незаурядном,
Провидцы предрекали мне великий путь,
Сквозит в пасьянсе звёздного расклада
Закономерности припрятанная суть.
Потенции о многом говорили:
Багряным будущим вещали небеса,
Схождение преображённой силы
Глобальностью задач затмило всем глаза.
Читать дальше