– Ленина?! Это далеко не литературное чтиво! Вас увлекает история и политика? На ваш взгляд, коммунизм с равенством ещё возможен? Или общество окончательно погребено под гнётом миллиардов элиты?
– Ох! Ну и вопросики у вас! Ага! Ленина! Представляю, насколько лютый баттхерт случится у некоторых читателей после моего ответа. Это крайне интересный автор для интересующихся историей и современной политикой. О, Владимир Ильич ещё тот тролль был! Идеологических противников в дискуссиях с ювелирным изяществом разделывал под орех. Одна реплика в отношении кадетов: «Вы – партия народной свободы?! Да подите вы!» – чего стоит. А какая ясность мысли и точность формулировок? Шикарнейшее чтиво! Порой подмывает вслед за Пушкиным воскликнуть: «Ай да Ленин, ай да…!» Очень жалею, что раньше не добрался до его собрания сочинений. Мне, человеку с историческим образованием, это непростительно. Тем более, Ленин у нас чрезвычайно выхолощен. И напрасно. Ошибка превращать ленинские труды в окостеневший догмат. Он всегда действовал, исходя из конкретики, признавая отжившие взгляды – отжившими, настаивая на необходимости расти, развиваться, двигаться вперёд. Полагаю, коммунизм – единственный вариант развития человечества, способный спасти его от самоуничтожения. Он закономерен. Рано или поздно мы должны к нему прийти. Кое-где левое движение на подъёме, бурлит Латинская Америка. В путинской России иначе. Стойкое ощущение, будто с российским народом правительство может сотворить любую подлость, и он всё стерпит. Болото и стабильность. В перестроечные и постперестроечные годы идея коммунизма была оболгана, да и сейчас поливание грязью советского периода продолжается в не менее грандиозных масштабах. Под это заточены СМИ, кино, телевидение, мощнейшая машина пропаганды. В пьесе «Oflameron» я попытался показать развращённость высших слоёв, олигархата, политиканов и присосавшейся к ним интеллигенции, и бессилие, неумение низших классов изменить ситуацию. Разумеется, написана она «в стол», ни один режиссёр не рискнёт поставить, ну разве в каком-нибудь русскоязычном театре за границей. В целом я достаточно пессимистично смотрю на обстановку в России, считаю, в ближайшие годы сменить общественно-политический строй нереально. А кризис усугубляется и грозит разрешиться огромной кровью и распадом страны, приблизительно так, как я описал в фантастическом эпизоде «Перекрёстков детства». В глубинке – депресняк, безработица, отсутствие перспектив. Можно многое рассказать, как уничтожали предприятия в моём родном селе, как люди спивались, вешались от безысходности. В городе картина ненамного лучше. Сам два года без работы, нигде не берут по причине неподходящего возраста, оттого знаю, о чём говорю.
– Ну раз уж мы на «Женском шарме» коснулись политики, то не могу не затронуть философскую идею, присущую достаточно многим известным мыслителям прошлого – идею «Матери мира». Какой вы её видите, приближаясь к нашим реалиям жизни? И какое место в ваших произведениях занимает женщина? Кто она – «героиня вашего романа»?
– Хм… Отвечу сперва на вторую часть вопроса. Возлюбленная Сергея Максимова (главный герой трилогии) в моих романах занимает едва ли не центральное место. И не одна возлюбленная, ха-ха-ха. Да, их там несколько, но есть ОДНА. ЕДИНСТВЕННАЯ. (По сюжету её зовут Линой). Её он встретил, преодолев многочисленные неудачи, и в его судьбе она осталась навсегда, даже после того, как умерла. Нет, не физически, душой умерла. Но то, что он разглядел в ней в первые месяцы знакомства, в этот конфетно-букетный период клятв, обещаний, он потом пытался отыскать в других женщинах. Безрезультатно. Максимов невольно сравнивал их с Линой, её добротой, отзывчивостью, умом, чувством юмора и пониманием прекрасного, жертвенностью, покупался на яркую обложку и… осознавал: Лину ему не заменить никем. Чтобы подчеркнуть его метания, время в книгах переплетается. Детство, юность, взросление, любовь, ненависть, всё вместе, параллельно. То есть «героиня моего романа» – это девушка, память о которой Максимов пронёс через всю жизнь. Касаемо идеи «Матери мира», то я атеист и рассматриваю подобные взгляды, как чисто теоретическое умствование.
– А сколько у вас всего романов? Где их можно приобрести?
– Всего у меня три больших произведения. «Перекрёстки детства», «Целуя девушек в снегу» и «Орфей неприкаянный». Они объединены сквозными действующими лицами, нашими современниками, обычными, но раскрывающимися подчас с неожиданных сторон. Это люди не чуждые юмору, живые, совершающие ошибки, любящие и ненавидящие, встречающиеся и расстающиеся. В процессе создания второго романа я рискнул прикончить главного героя, Сергея Максимова. И его не стало. Не, ну а чё, своя рука – владыка, ха-ха. Захотел – убил, захотел – оживил. По сюжету его закалывает очередной супруг женщины, пред которой Максимов продолжал преклоняться и после разлуки. По сути, она санкционировала расправу, а Максимов… Она ему снилась… Прежняя, настоящая… Вот… Но когда эпилог прочитал мой однокурсник, выведенный в качестве персонажа, в реальности он – крутой бизнесмен, то дико возмутился: «Как ты мог?! За что ты его так?! Вертай всё взад!». В общем, товарищ устроил мне выволочку и убедил воскресить Сергея. Ну и в третьей части Максимов ожил. Я уже совсем собирался взяться за 4 том, даже название придумал и кое-какие наброски сделал, но спохватился: «Перекрёстки» отредактированы недостаточно тщательно, поэтому засел за их исправление. И оно растянулось более, чем на полгода. Скоро закончу обновление, впихнув туда рисунки, и получится конфетка. Опрометчиво опубликованный вариант был ужасен, каюсь. Но как выразился некий господин: «Прошу отнестись с пониманием». Это – первый опыт, у меня отсутствовала методика выискивания погрешностей, повторов. Теперь она есть. Впрочем, я не считаю месяцы, потраченные на редактуру, потерянными. Параллельно с правкой текста сам собой сложился сборник юмористических рассказов о шотландском коте Марсике и пьеса «Oflameron». А приобрести книги можно на сайте издательской платформы Ридеро. Они доступны для заказа в бумажном и электронном виде.
Читать дальше