Мы стоим – вот уж стен нет и дома вокруг,
Окна, двери, картины пропали.
Обнажённое время рисует нам круг,
Напоказ чтоб пред всеми предстали.
…Я сижу обнажённая перед толпой,
Я люблю тебя, нет – не робею.
Пусть осудит народ, громогласно. Нагой,
Родилась. И такой же истлею.
Я пшеницей взойду, в лугу золотом,
Может быть, ты сорвёшь молодую.
И тогда, обнажённым своим колоском
Нежно в шею тебя поцелую.
Одиночество – это дар.
Нет таких, кто посмел бы пнуть.
Нет иных, кто своё бы гнуть,
как им хочется, стал бы. Пар
от далёкого пульса труб
согревает морской песок.
Одиночество, как носок:
в нём и пол без заноз. Не груб
одиночеству кто-то там,
нет вокруг никого, всё – тишь.
Ни толпа, ни всего лишь мышь
не разделит день пополам,
не отнимет тоски кусок,
не возьмёт одеяла часть.
Одиночество – не напасть,
это – пьяный бордовый сок.
Очень вкусный, давай я дам!
Будем пить и дивиться дню,
а ночами – пойдём к огню…
Стоп, ошибка. По именам
не прошепчем, не позовём.
Одиночество? Фу! Пустяк.
Ну и пусть безо всех, хоть как…
Только, вроде, лучше – вдвоём.
Так кричит тишина…
Шелест судеб,
Шорох на крыше,
Лепет губ,
Стон объятий…
Ты слышишь?
Так кричит во тьме тишина.
Плач стекла,
У окна
Кто-то дышит.
И дождём
На песке
Голос вышит, —
Так зовёт тишина.
Звук унижен.
Молча лижет
Кошка руку.
На балконе бесстыжем
Тень любви, —
Ты обижен.
Так зовёт тебя тишина.
Уходи же.
Скажите мне, крыши, но только потише…
Любить тебя можно сильнее и выше?
Чтоб таинство чувств было там, где чуть сонно
Дымок из всех труб ползёт монотонно…
Скажите мне, окна, но только без звона…
Любить тебя можно пронзительным тоном?
Как в опере, громко, как меццо-сопрано,
Чтоб сила той песни взрывала все раны…
Скажи мне, мой город, ты был мне родимым,
Ты дал мне ту встречу – с необходимым…
Скажи, можно ли нам гулять снова рядом?
Брусчатку всех улиц испепелить взглядом…
Нам можно держаться не чуждо, а нежно?
Скажи мне, река. В одночасье безбрежный
Поток твой в любовь мою превратился…
Но Он почему в меня не влюбился?
Скажите мне, крыши, скажите, районы,
Ответь мне, метро, – спроси павильоны!
Весь мир – разреши, ну пожалуйста, слышишь?
Но стены молчат. Только крики мальчишек
Внизу, во дворах, в перекличке паролей…
Ребята, скажите, он мною доволен?
Вот вам сто монет – вы подслушайте только,
Он имя моё говорит? Пусть хоть сколько…
Пусть даже разок. Значит можно, простите?
Вы парня в пальто, да, брюнет, позовите…
Окликните, пусть обернётся, заметит
И, как в первый раз, – у Невы заприметит.
Скажите, в чём дело? Что было не так?
Опять обозналась – слепа, но пустяк.
Ведь в каждом прохожем – одна лишь картина:
Мы вместе, прижавшись. И пахнет рябина.
Шёл человек. Стиль – чёрный драп. Один.
В сумерках шёл, через лес, мимо лощин,
Мимо корней, ухабов, мимо – битых машин…
Шёл – и вышел к мотелю. Буквы: «Меланхолин».
Номер дают – цвета кофе. Пыль от древних гардин.
В баре – тьма работяг. И горький дешёвый джин.
Мира триллеров – место. Покинуть – море причин.
Надо дождаться утра. И выпить «Меланхолин»…
…Ехал домой. Быстро. В модном авто – господин.
Мимо мелькнул – и сгинул – ряд бульварных осин.
Ночью туман проснулся. Вылез из всех глубин.
Ехавший чиркнул спичкой. На пачке: «Меланхолин».
Стук каблуков. Дороги. Модно блестит магазин.
Серый бетон – зеркальный – у высоченных домин.
Вывеска яркая где-то – «Масло для ваших турбин»…
Город укрыт – за закатом. Город Меланхолин.
Читать дальше