Алексей Раздорский: Поэзия Басё. Перевод и смысл. Издание, дополненное иероглификой

Поэта Кикаку, предложившего вариант «ямабуки», Басё уважал и считал одним из самых талантливых своих учеников. Их дружба, длившаяся до самой смерти Басё, иногда перерастала даже в творческое соперничество и серьёзные поэтические споры, но оба были всегда верны друг другу. Басё и Кикаку часто обменивались письмами, хранящимися сейчас в музейных архивах. Именно благодаря переписке между Басё и его современниками мы так подробно, почти до месяца и дня, знаем биографическую историю поэта.

Урок-конкурс на тему лягушки прошёл не бесследно. Уже в марте того же года двадцать наиболее удачных стихов участников поэтической сессии вместе с шедевром Басё «Старый пруд» были изданы отдельным сборником «Кавадзу-авасэ» – «Пишем о лягушке», а фигурка квакушки изображена на сохранившемся гранитном камне с выгравированными скорописью строчками хайку поэта. Камень с хайку о лягушке установлен и на родине поэта, и у пруда в Токио в окрестностях Фукагава. Практически во всех местах, где поэт писал свои знаменитые стихи, установлены подобные памятники-камни – «кухи».

Другой, тоже не менее известный стих, посвящён ворону, сидящему на ветке:

Существует и другой похожий вариант – «Караэда-ни карасу-но томаритаруя, аки-но курэ». Буквально – «голая ветка (без коры), ворона, долго сидит, осень, сумерки».

Прежде всего бросается в глаза количество слогов, превышающее стандартное значение 17. В этом хайку во второй строчке 9 слогов, то есть всего их 19, но дело в том, что авторам предоставлялась на их усмотрение возможность писать в «свободном ритме» – «дзию: ритцу», если они считали, что это придаст большую выразительность словам стиха (двоеточие в транскрипции означает долготу гласного). У Басё таких «нестандартных» хайку единицы, хотя у других очень известных «хайдзинов» применение «дзию: ритцу» отмечается намного чаще.

Хайку о вороне не просто мрачное. Грустил Басё вовсе не от того, что увидел на ветке скучающего в сумерках осени ворона. Хайку навеяно депрессией, связанной с разрывом творческих связей с другими поэтами из-за серьёзных идейных разногласий. Стих, сочетающий в себе осеннюю тоску, мёртвую ветку, сидящего на ней в раздумье ворона настолько проникновенен, что даже стал темой многих рисунков японских мастеров каллиграфической живописи. Самый известный из них, нарисованный тушью другом и учеником Басё поэтом-художником Морикава Кёрику, с текстом хайку, написанным в верхней части рисунка рукой самого Басё, в оригинале можно увидеть в галерее искусств Идэмицу в Токио. Там же хранится и оригинал хайку о лягушке с личной подписью Басё.

Стих о вороне написан Басё в Эдо в его доме в Фукагава. Поэту было тогда 37 лет. В тот период он на несколько лет замкнулся в своём творчестве и прекратил общение с хайдзинами школы «Данрин хайкай», в то время ещё занимавшей ведущие позиции в поэтической жизни Японии. Басё уже тогда стоял на пороге основания собственного течения «Сё: фу: хай-кай» на отличных от скованных рамками жанра тематических принципах короткого стиха. Но тогда он ещё не был достаточно известен и популярен, поэтому провёл несколько лет в нужде и одиночестве, как ворон, задумавшийся над своим мрачным будущим.

Вариантов перевода этого хайку очень много хотя бы потому, что даже взятые по отдельности слова можно толковать по-разному. В переводах на русский «караэда» – это и голая ветка, и мёртвая ветка, и сухая ветка, и даже мёртвый сучок. Нет указания и на количество сидящих ворон, так как отсутствует счётный суффикс для птиц. Даже японские художники, рисовавшие картины тушью на мотив этого стиха, не едины во мнениях и рисуют то одну, то несколько ворон. Неясно и то, была ли это ворона или ворон, хотя пол здесь как раз совсем неважен. Разногласия возникают и в связи с толкованием последних слов хайку «аки-но курэ» – это и вечерние сумерки осеннего дня, поэтому на некоторых рисунках ворон сидит в темноте или при Луне, и в то же время это буквально и точно «конец осени», «уходящая осень». Можно только гадать, в прямом или в переносном смысле Басё использует данное словосочетание.

Всё это позволяет говорить о том, что даже при серьёзных разночтениях в переводах нельзя кого-либо упрекать, не зная точно, о чём тогда думал поэт. В одном все едины – ощущение тоски, скуки, одиночества, неясной дальнейшей судьбы, как это и было в тот момент у Басё.