И все захлопали решив
Восторг свой выразить в хлопках.
И с трапа первые шаги,
Как будто с вышки головой,
И пожеланий хор благих,
И чувство, что теперь ты свой.
А в воздухе теплынь стоит
Ноябрь превращая в май,
И у компьютера пакид* —
Апостол Пётр с ключами в рай…
*пакид – (иврит) – чиновник
23.11. 2001
* * *
Таллин
Я люблю этот город. Эти серые стены.
Эти старые башни под крышами острыми.
И остатки былых укреплений военных,
И разрушенных замков заросшие остовы
И цепочки огней в бесконечном узоре.
Вниз под гору бегущие узкие улицы,
И Балтийское серое небо и море,
Что сливаясь вдали, одинаково хмурятся.
Островерхие кирхи, их медные шлемы
И нехитрый модерн довоенной Европы,
И каштанов, от долгой проснувшихся дремы,
Неразгаданный нами таинственный шепот.
Я люблю этот город, люблю бескорыстно.
Мне не нужно отцовство чужого народа.
Он останется в сердце навеки и присно*
Чувством первой любви. Без конца. Без исхода.
1954 г.
* Присно – незабываемо
* * *
Туда и сюда головою верчу
Крутою дорогою горною,
Слова благодарности Богу шепчу
В восторге от гор Калифорнии.
И трудно поверить, что множество лет
На просьбу куда-нибудь выехать
Всегда отрицательный ждал я ответ
С клеймом «буржуазного вывиха».
Я накрепко к Родине был пригвождён.
И пуще невинности девичьей
Был ею храним я. И был принуждён
Мир видеть глазами Сенкевича.
И вот я теперь на автобусе мчусь,
Забыв всё плохое и вздорное.
Слова благодарности Богу шепчу
За то, что я здесь в Калифорнии…
Июль 1997
Библейский Египет теперь предо мной
Стоят пирамиды одна за одной.
Неужто, тот самый, который во сне,
Как будто из сказки, привиделся мне!?
А зрение эту картину двоит:
И кажется мне, что в тени пирамид
Не гид, а надсмотрщик с плёткой стоит
И предков моих погоняя кричит.
А вот знаменитый Суэцкий канал,
Который преградой десантникам стал.
Но помнит, наверное, до сих пор он.
Как справился с этой преградой Шарон.
Но новый уже открывается мир
И вот предо мною огромный Каир
В музеях, садах и проспектах лежит
И радует глаз замечательный вид.
Сегодня я новый Египет открыл:
Конечно не ангел, конечно без крыл.
С которым, уж если не выйдет дружить,
Но, всё-таки. можно в согласии жить…
1994
* * *
Про Лиепаю
Я помню годы сороковые,
Послевоенный победный гром,
И вижу город, каким впервые
Его увидел в сорок шестом.
В своём кургузом смешном пальтишке
С открытого кузова грузовика
Смотрел я жадным взором мальчишки
Сюда попавшего издалека.
Совсем, совсем из другого мира,
Где двадцать метров на восьмерых,
Где двор немощённый с вонью сортиров
И вкусный пряник – коровий жмых.
А тут в квартирах ванны и души,
В подъездах – хоть пыль проверяй платком,
А на базаре, радуя душу,
В густой сметане ложка торчком.
А в центре города на канале
Словно бы выросли из земли
И меж домов и деревьев застряли
Большие ржавые корабли.
Ходил трамвай похожий на конку
И лошади фурманов мимо неслись
О мостовые цокая звонко,
И на работу пленных вели.
А сколько было вокруг развалин,
Шашек толовых и гранат.
Даже в каком-то одном подвале
Нашёл я сломанный автомат.
Пожар войны ещё тлел догорая,
И не был страх бомбёжек забыт,
А мне, мальчишке, казался раем
Вновь обретённый невиданный быт.
И было всё впервые и внове,
И всё интересно было вокруг.
Я был уверен, что жизнь готовит
Мне подарки, как лучший друг.
А понеслась эта жизнь кометой
Хвост лет на землю пролив дождём.
В ней есть, конечно, и то и это,
И то, что ждём мы и, что не ждём.
Есть дни везенья и дни ненастья.
И всё же, вроде, важней всего,
Что в жизни есть ощущение счастья.
И жизнь порою дарит его.
Ноябрь 1997
* * *
Иерусалим
Солнце взошло из-за гор Иудейских,
Плавленым золотом брызнув в глаза.
И переполненный чувством еврейства
С Иерусалимом я солнце связал.
С давних времён средь мучений и стонов
В пытках терзающих душу и плоть
Он, как и солнце, давал миллионам
Силу и свет и надежды тепло.
Ведь не случайно евреи шептали
В лагерном страшном немецком аду
С робкой надеждой, в тоске и печали:
«В Иерусалиме в грядущем году!»
Выжил народ мой в погромах и гетто.
Читать дальше