Римид Нигачрок - Год за годом. Стихи 1988—2012 гг.

Крест, животворящий я не отрицаю,
Не воскресну после, как придет Косая,
Лишь для сына Бога было исключенье:
Нужно на примере подкрепить ученье.

Теософ-философ ищет оправданье
Богу как идее, замыслу создания,
Успокоить совесть, устранить сомненья,
Сводит несводимое воедино гений.

Доброе и злое мирит он любовью,
И противоречие разрешит любое,
Мол, несовершенен наш пока что разум,
Провиденье Бога не поймем мы сразу.

Слепо верить надо, подчиняясь воле
Нашему создателю, облегчаешь долю,
Божий страх удержит от греха, паденья
И тому подобное лишь недоуменье

Вызывает в духе, массу вопрошаний,
Чтобы откровенья усвоить содержанье
Комментарий нужен ясный и толковый.
Склонен к диалектике, верить я готовый.

Толик, Женя, Филипп, Костя
Жили долго в общежитие,
Раз-два в месяц еду в гости
К ним общаться, водку пить ли.

Засижусь, на ночь останусь:
«Эх, ребята, я ж семейный,
Трезвым быть могу, и пьяным,
Хоть на день как бы ничейный.

Женька хмыкнет, под гитару
Пропоёт в ответ куплеты,
Мол, пропал ты, Вовка, даром,
Но зато ты стал поэтом…

Толик курит, смотрит хмуро,
Он с женой давно в разводе,
Костя скажет: «Бабы дуры!..
Повезло тебе, Володя…

Повезло?.. Ну да, конечно,
Завод, хлопоты и дети…
Внешне будто я беспечный,
А внимательный заметит,

Что душа моя в надрыве,
И как лошадь будто загнан,
Я на публике игривый,
Отдохнуть хоть как-то надо.

Филипп пробовал жениться,
Но смириться он не смог,
Что командует девица,
Терпит, психанет и за порог…

Водка выпита, гитару
Женька грустный отложил,
Филипп с Костей тары-бары,
К ночи шумны этажи…

Смех, стучатся громко двери,
То ли пляска, то ли драка.
Костя вызвался проверить,
Сам получишь ты, однако,

Не ходи, кричим вдогонку.
С Костей так бывает часто,
Заступился за девчонку,
Иль разнял кого и… баста!

Навтыкиют доброхоту
Кулаков в бока, под глаз
За спасибо и в два счета…
Добрый парень он у нас…

Посиделки завершились,
Спим вповалку где попало…
Пацаны в общаге жили
Приезжал я к ним бывало…

У мастера нет места, где приткнуться,
Ни чай попить, ни папку с чертежами,
Нет места, где курнуть, переобуться,
По цеху бегаешь туда-сюда часами.

Не долго думал наш директор Терских,
Как приказал столы в цеху поставить
В проходах, где шумно, пыльно, мерзко,
Большой начальник ошибаться вправе.

Бобровский же имел иные взгляды,
И убедил его построить кабинеты
В конце пролета и с перекаткой рядом
Своими силами: «Успеем мы за лето.

Я сам займусь, нужно распоряженье
Привлечь к строительству из цеха ИТР»
Матвей, Ген Бор, он сам, я, Толик, Женя
Взялись за дело в тот час не в пример.

«Болгарка», сварочник, рулетка и отвес:
Весь инструмент; и профильный металл
Кто режет на куски, на лестницу кто влез;
От сварки молнии и брызги капель шквал…

«Ребята, молодцы! на осень новоселье —
Хромой Бобровский (ногу придавило),
Он к нам по лестнице поднялся еле-еле, —
Ну, что сказать?.. Уютно здесь и мило»

«Царь-батюшка на троне самовластья
Сулит народу равенство и счастье.
Так сказывал духовный агитатор,
А с нас взимал за службу Богу плату.
Страх божий здесь, на небе рая кущи,
Он проповедовал настойчивей и пуще.
Креститься нам, отвешивать поклоны
И в хате, в церкви, где висят иконы.
Пророчил он, читая псалмы басом,
А проповедь растянет дольше часа.
Как твари божьи храните твердо веру,
И будьте честные и добрые без меры.
Ставленник от Бога царь наш император,
Так соблюдайте же его законы свято.
Вы темные людишки, бедные крестьяне,
И Богу то угодно, молитву вновь затянет.
Те речи слушали покорно и крестились,
А как все съедено зимою, то постились
Простыми щами с квашенной капустой,
Скот ест солому, а в амбаре – пусто…

Отрекся царь, от радости бы плакать,
И слух: за власть в столице драка.
Земля крестьянам…, созданы советы.
Народу воля, читали мы в газетах,
Войне конец, мужик домой вернется
Пахать и сеять… Священнику неймётся:
Страшитесь люди, черный ворон кружит,
Грядет и смерть, бескормица и стужа.
Молитвой Богу проклятье искупите…»
А дальше, деда?.. «Ужасные события…
Повсюду банды, и красные, и белые,
А нам земли и воли, мира нам хотелось,
Пахать и сеять…, явились коммунисты,
К борьбе взывали речи их неистовые:
Мы мир разрушим рабства и господ!..
Крестился набожно испуганный народ,
Скулили бабы, ворчали старики,
А утром бой кровавый у реки…
На белой лошади с нагайкой офицер
Выкрикивал: за вас, крестьяне, я эсер,
Самодержавие свергали с пьедестала!..
Мы с миром к вам, добавил он устало.
Эй, казаки!.. вставайте на постой.
Юродивый из местный, наш святой,
Размахивает прутиком, как шашкой:
Секу я головы за белую бумажку,
За красную бумажку буду сечь…
Устал с дороги, хочется прилечь,
А мне постель – холодная могила.
Спросили мы, о чем толкуешь, милый?
Ответы у попа, у той козы безрогой,
Что станется, известно только Богу»