«Как завтра – послезавтра, после послезавтра…»
Как завтра – послезавтра, после послезавтра
Ползет неспешно время день за днем
К порогу вечности, где прах и тлен,
И дни прошедшие дорогу освещают
В тот край глупцам. Гори, сгорай, свеча!
Жизнь – тень бродячая, простой игрок на сцене,
Так важно выступающий на час
И долее незримый; это сказка,
Рассказанная злобным идиотом,
И только звук пустой.
«Вей, зимний ветер, вей…»
Вей, зимний ветер, вей,
Ты всё ж добрей людей,
Хотя порой жесток.
Незримо жалишь ты —
Твоей недоброты
Прощаю я порок.
О, зимний хлад небес!
Куда страшнее бес
Неблагодарных глаз.
Сильней студеных вод
Сжигает душу лёд
Друзей, забывших нас.
Теплой водой наслаждаясь,
Тихо плывет на спине
Женщина с маленьким сыном —
Рад он лазурной волне.
Полузакрытые очи,
В нежной улыбке лицо;
Слёзы из глаз моих льются —
Мне ль их понять не дано!
Только лишь в Англии нашей,
Худшей из стран на земле,
Мать и дитя голодают —
Смерть их устроит вполне.
Кто оптимист, кто пессимист,
В чем разница меж ними?
Тот видит бублик, а другой —
Дыру посередине.
Пролетая десять этажей
И минуя каждое окно,
Успевал он крикнуть для друзей:
"Всё идет покуда хорошо".
«Ох, постигла неприятность брата моего…»
Ох, постигла неприятность брата моего:
Кто-то красным помидором запустил в него.
Сочный плод бы кожу брата вряд ли повредил,
Только он нарочно в банку упакован был.
«Как тяжко думать, что мой брат…»
Как тяжко думать, что мой брат
Не ведает о том,
Что голова в одном конце,
А пара ног – в другом.
«Приятно имя автора на книге…»
Приятно имя автора на книге,
Пусть даже содержанье книги – фиги.
Смешалась груда мертвых и живых,
Голов без шлемов, старых, молодых;
Конь боевой, лишенный седока, —
В крови подпруги, стиснули бока;
А рядом воин раненный лежит —
Рука окровавленная дрожит.
В насмешку всем ручей вблизи течет
И отходящих в мир иной влечет:
Сияет светом солнечным поток
И манит умирающих глоток
Воды испить последний в жизни раз
И тем облегчить свой предсмертный час.
От крови стала красною земля,
Охвачены конвульсией тела.
Иссяк в борьбе за жизнь остаток сил,
Но счастья попытать кой-кто решил.
Свежа вода, и нечего терять,
Но больше не придется утолять
Им жажду: пьют, но ощущений нет;
Агония – и меркнет жизни свет.
О, Рим! земля! вместилище души!
Сердцам осиротелым дать приют,
Империй мертвых мать, скорей спеши —
Несчастные спокойно отдохнут.
Страданья наши в чем? О, не сочти за труд,
Взгляни на кипарис, услышь совиный крик,
По тронам павшим проложи свой путь;
С агониею их несовместим твой лик.
Как хрупок мир – и это ты постиг.
Всё ради любви (фрагмент)
Известность в старости – забава лишь пустая,
В дни молодости слава ни к чему такая.
Когда нам двадцать два и в теле дух здоровый —
Любой букет желанней, чем венок лавровый.
Пусть даже окроплен росою мая —
На что нам мертвый лавр, коль голова седая?
Венки, короны прочь, уж не нужна забава;
Когда любовь прошла, не так желанна слава.
Одиночество гения
Чайльд Гарольд, III, 45
Тот, кто идёт к вершинам, должен знать,
Что ждут его туманы и снега;
Кто вздумал выше чем другие стать,
Да встретит стойко ненависть врага.
И пусть о нем всё ширится молва
И достает поглубже дна морей —
Там, в вышине, кружится голова,
А ураганы – что ни день сильней.
Смирись, храбрец, твоя дорога такова.
Ты горько плачешь – за слезой
Из глаз бежит слеза,
И чудится мне, мил друг мой,
Что то блестит роса.
Но вот улыбка на устах
Вдруг появилась – от стыда
Померк сапфир в её лучах,
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.
Читать дальше