Генрих Вайнштейн - Стихи 1999—2002 гг.

Она щедра в ней, как царица,

Не ведом ей любви предел.

Толстого мир объемлет землю,

Но небеса ему чужды,

Христа-Спасителя приемлет,

В другом не видит он нужды.

22.10.99

238.

О Ницше – мученике духа:

Хоть в поиске бывал безмерен,

Далась весёлая наука,

И сам себе остался верен.

В измученном болезнью теле

Дух пребывал победоносный,

Он в мелочах был верен мере,

Но не заметил ветер грозный.

Антихристом себя представил,

В глубинах – Бога защищая,

Сверхчеловеческое славя,

Пришествие Христа он чаял.

Обожествив свою природу,

Он дал оружье негодяям,

Восславив властную породу,

Он сам себе стал невменяем.

25.10.99

239. По мотивам Шопенгауэра.

Безбрежен воли океан —

Собой объемлет всё пространство,

По сути в мире нет монад,

Лишь в представленьи постоянство.

В страданьи только наш удел,

Тлетворны наши все потуги,

И смерть – страданью не предел,

Есть возвращение оттуда.

Как разомкнуть порочный круг

И выйти на простор Нирваны?

Одно возможно, милый друг,

Мир созерцанья даст отраду.

26.10.99

240.

Холодный и сырой осенний день,

И мысли грустные витают,

Как будто стая диких лебедей

Края родные покидает.

О жизни, смерти, бренности и я,

О встречах и о расставаньях,

Непознаваемости бытия,

О нынешнем, воспоминаньях.

Вдруг прорезает дымку солнца луч —

Печаль уходит, как химера,

Душа освобождается от туч —

И торжествует Солнце Веры.

26.10.99

241. Шпенглеру.

Культур великих гибельная смена

В трудах обширных Шпенглера встаёт —

Мистических, античных, современных —

Истории глобальный разворот.

Во всех веках находит идентичность

И соответствие его шкале,

Но исключает из культуры личность,

Как будто карт колоды то валет.

Извечно человек причастен Богу,

Его, единственного, духа взлёт

Взрывает часто общества природу —

Истории воистину он “крот”.

27.10.99

242. Из детства.

В снегах сибирских хоронясь

От немцев дикого оскала,

От детворы я перенял

Замашки юного нахала.

Без брата старшего, отца,

Бывал порою беззащитен

От дрязг любого подлеца,

Поэтому стал нагл и скрытен.

Но жизнь заботливой рукой

Меня всё время поправляла,

Текла прозрачною рекой,

Душе пропасть не позволяла.

Проснулся к знанью интерес,

Любовь к хорошим, добрым книгам —

Не стало нужным позарез

Мне утверждаться в стаде диком.

27.10.99

243. На злобу дня.

Тревожные минуты наступают —

Готовится стремительный удар,

Россию Лукашенко посещает —

Вручает он свою особу в дар.

Подарок скрыт в коне троянском,

Конь этот дружбой наречён,

Для скачки снаряжён без тряски,

За властью – знаем что почём.

27.10.99

244.

Да здравствует дружба мужская,

Да скроется злая вражда,

Исчезнут пусть тучи печали,

Восполнится в счастьи нужда,

Любовью наполнятся души,

Презренья исчезнут шипы,

Друг друга пусть будем мы слушать

Без ссоры, бутылку допив.

Пусть рухнет недопониманье,

Наполним же снова бокал,

И общие воспоминанья

Избавят от колотых ран.

28.10.99

245.

Душевной щедростью своей

Не навреди – всегда знай меру,

Обилен пух и тополей —

Не подражайте их примеру.

Тончайшей может быть душа,

Любовь ей помощи дороже,

Её не то чтобы пожар —

Искринка уничтожить может.

В отзывчивости есть предел —

Навязчивость уже за гранью.

Так и поэту не у дел

Подачка не всегда желанна.

28.10.99

246.

И серо-чёрные снега,

Оранжевый пятнистый лес

И красно-синие луга —

Да, порезвился нынче бес.

Армения и Казахстан,

Восточная Сибирь, Урал,

Карелия, Азербайджан —

Почти везде, где побывал —

Цивилизации оскал,

Её безудержную прыть

Я самолично наблюдал —

Но перестало сердце ныть.

Теперь я жну её плоды —

Живу в квартире городской,

Покинув поприще вражды,

В своей обители мирской.

29.10.99

247.

Необоснованность досады

Рассудку нашему ясна,

Но коль на сердце не весна,

Ему никак не до бравады.

Все отрицательные чувства

Не укрепляют нашу плоть,

Но чтобы в жизни был оплот,

Нужно высокое искусство.

Где взять желаемую волю,

Чтоб заглушить в себе тоску,

Готовым быть всегда к броску —

Играть на нашем только поле?

Опора только в бодром духе —

Он Слову Божьему сродни,

Единым Промыслом водим —

Ему чужда среда разрухи.