Шарль Бодлер - «Грустный ветер» и другие стихотворения. Перевод Елены Айзенштейн

Я люблю фесок алые балдахины,
И звенящие цехины,
И сияние злата,
И месяца переливы,
И цветущее дерево, где сидит
Птица близ розы стыдливой.
И фонтан, где вода объясняется торопливо, —
Все мне нравится счастливо.
Но на земле и на небе
Из всех сокровищ предпочитаю ревниво
Моего юного и прямого сердца
Любящего заливы!

Sur l’eau bleue et profonde
Nous allons voyageant,
Environnant le monde
D’un sillage d’argent,
Des îles de la Sonde,
De l’Inde au ciel brûlé,
Jusqu’au pôle gelé…

Les petites étoiles
Montrent de leur doigt d’or
De quel côté les voiles
Doivent prendre l’essor;
Sur nos ailes de toiles,
Comme de blancs oiseaux,
Nous effleurons les eaux.

Nous pensons à la terre
Que nous fuyons toujours,
À notre vieille mère,
À nos jeunes amours;
Mais la vague légère
Avec son doux refrain
Endort notre chagrin.
Le laboureur déchire
Un sol avare et dur;
L«éperon du navire
Ouvre nos champs d’azur,
Et la mer sait produire,
Sans peine ni travail,
La perle et le corail.

Existence sublime!
Bercés par notre nid,
Nous vivons sur l’abîme
Au sein de l’infini;
la Des flots rasant la cime,
Dans le grand désert bleu
Nous marchons avec Dieu!

По воде глубокой и голубой
Путешествуем мы с тобой,
По окрестностям мира,
Серебряный след
Зондских островов зефиром.
От неба Индии сожжённого
Почти до полюса студёного.

Маленькие звёздочки
Указывают своим золотым пальцем,
В какую сторону
Направить должно парус;
Как птицы белые,
Крыльями парусов помахав небосводу,
Мы пробуем воду.

Мечтаем о земле,
Которой мы бежим,
О матери своей,
О молодой любви —
Но легкая волна
Вмешается в игру,
Смежит души хандру.

Терзает труженик
Земли скупой поля;
Раскроют воды
Шпоры корабля,
И море сотворит в пустотах
И жемчуг, и коралл
Без боли, без работы.

Высоты бытия!
Баюкают фрегат,
В пучинах жития —
Бессмертья виноград,
Реют воды потоком,
По голубой пустыне
Идем мы с Богом!

Dans un baiser, l’onde au rivage
Dit ses douleurs;
Pour consoler la fleur sauvage
L’aube a des pleurs;
Le vent du soir conte sa plainte
Au vieux cyprès,
La tourterelle au térébinthe
Ses longs regrets.
Aux flots dormants, quand tout repose,
Hors la douleur,
La lune parle, et dit la cause
De sa pâleur.
Ton dôme blanc, Sainte-Sophie,
Parle au ciel bleu,
Et, tout rêveur, le ciel confie
Son rêve à Dieu.

Arbre ou tombeau, colombe ou rose,
Onde ou rocher,
Tout, ici-bas, a quelque chose
Pour s’épancher…
Moi, je suis seul, et rien au monde
Ne me répond,
Rien que ta voix morne et profonde,
Sombre Hellespont!

В поцелуях воды на берегу
О ранах волны рассказ,
Чтобы утешить дикий цветок
На заре в дождях.
Вечером бриз скажет о нем
Древнему кипарису,
Горлице пропоет
Сожалений каприсы.

В спящих потоках,
Где все отдыхает
Вне страданий, вне ран,
Луна рассказывает о бледности.
Святая София, храм
Шепчет в синем неба чертоге,
Мечтатель небу доверяет
Свой сон о Боге.

Дерево иль гробница, голубь иль роза,
Скалы иль волны —
Все может взмолиться,
Рассказом пролиться неровным.
Я одинок, и нет в этом мире
Мне эха в эфире.
Нет ничего, кроме голоса огромного
Геллеспонта темного.

Du haut de la montagne,
Près de Guadarrama,
On découvre l’Espagne
Comme un panorama.

À l’horizon sans borne,
Le grave Escurial
Lève son dôme morne,
Noir de l’ennui royal;

Et l’on voit dans l’estompe
Du brouillard cotonneux,
Si loin que l’œil s’y trompe,
Madrid, point lumineux!

La montagne est si haute,
Que ses flancs de granit
N’ont que l’aigle pour hôte,
Pour maison que son nid;

Car l’hiver pâle assiège
Les pics étincelants,
Tout argentés de neige,
Comme des vieillards blancs.

J’aime leur crête pure,
Même aux tièdes saisons
D’une froide guipure
Bordant les horizons;

Les nuages sublimes,
Ainsi que d’un turban,
Chaperonnant leurs cimes
De pluie et d’ouragan;

Le pin, dont les racines,
Comme de fortes mains,
Déchirent les ravines
Sur le flanc des chemins,

Et l’eau diamantée
Qui, sous l’herbe courant,
D’un caillou tourmentée,
Chuchote un nom bien grand!

Mais, avant toute chose,
J’aime, au cœur du rocher,
La petite fleur rose,
La fleur qu’il faut chercher!

Высоко в горах,
Близ Гвадаррамы,
Открываешь Испанию,
Как панораму.

И видно в мягкости
Пушистого тумана,
Так далеко, что может обмануться взор,
Мадрида световой узор.

Гора так высока,
Что на гранитных склонах
Гостит только орел,
Гнездясь в скалы разломах.

Зима, сверкая, извлечёт
Блестящих пик богатства.
Природы зимней серебро,
Словно седые старцы.