Олег Лубенченко - Мгновений кратких вдохновение

дело было в пионерском

летнем лагере у нас.

Здесь когда-то в отдалённых

от больших дорог местах

затерялась деревенька,

что при старых временах

процветала здесь когда-то.

Жил весёлый в ней народ,

что не ведал в своей жизни

ни печалей, ни забот.

Ещё слышал от кого-то

я, что вроде бы она

называлась Комарово

в те былые времена.

И вот в этом Комарово

как-то… правда ли? – как знать,

только вроде бы куда-то

стали бабы пропадать.

И не то чтобы с концами

человек совсем исчез,

а вернётся, отлежится,

а наутро снова в лес.

Что за бедствие такое

приключилось с ними тут?

Бабы целыми рядами,

как на кассу, прут и прут!

Лезут в лес – ну что поделать,

просто не хватает слов –

и в упор не замечают

деревенских мужиков.

Дальше – больше! Раз под вечер

кто-то как-то заглянул

в дом к соседям, что напротив.

Что такое? Караул!

Волосатый и лохматый

леший на печи сидит.

Ну а может, и не леший,

а тот самый троглодит?

Шум поднялся, и соседи

со всех ног сбежались в дом

кто откуда, с перепугу

кто с дрекольем, кто с ружьём.

Ну а этот леший (или

троглодит) – а что ему?..

Под шумок, пока соседи

разбирались, что к чему, –

шасть в окно и до свиданья,

и ищи его потом!

А потом его, хоть тресни,

не отыщешь днём с огнём.

Сразу там они, наверно,

разобраться не смогли,

отчего у них в деревне

дети странные пошли…

И так долго продолжалась

непонятная напасть –

пока лешие из леса

к ним в деревню шасть да шасть.

Скольких женщин окрутили

и намяли им бока?..

Неизвестно, но в деревне

след остался на века.

И вот как-то пионеры

в летнем лагере своём

утром в лес идти собрались

летним и погожим днём.

Солнце яркое светило,

на ветвях в лесу кругом

звонко птицы щебетали

им о чём-то о своём…

Пионеры по тропинке

шли себе всё дальше в лес,

пока лагерь незаметно

совсем с виду не исчез.

Вдруг, как вкопанные, встали

пионеры: из кустов

на них смотрит тип какой-то…

в общем, просто нету слов –

волосатый и зубастый,

ничего не говорит,

словно в рот воды набрал он,

просто смотрит и мычит!

В общем, страху натерпелись –

на полжизни хватит им…

Но об этом мы в другой раз

как-нибудь поговорим.

Я хочу спросить учёных,

что от скудости ума

весь свой век свою зарплату

проедают задарма:

«Ну и сколько ещё можно

раз, в конце концов, опять,

как в дурацком анекдоте,

вам на грабли наступать?

Факты сами лезут в руки!

Ну так что же нужно вам,

чтоб глаза свои открыли

и задумались вы там?

Ведь давно уж переходит

в рядовой идиотизм

ваш упорный и нелепый

непонятный скептицизм!

Ну а тем кто от науки

далеки, скажу я так:

все однажды капитально

попадёте вы впросак.

Вот пошёл ты в лес однажды –

ну а там в кустах сидит

волосатый, здоровенный

первобытный троглодит!

Может, он в душе хороший

человек, да только вот

половую принадлежность

сгоряча не разберёт.

В общем, я скажу вам прямо,

что большой конфуз вас ждёт,

если он ещё к тому же

вас неправильно поймёт

В общем, вы смотрите сами.

Оставляю вас пока.

Всем до скорого свиданья!

С уваженьем, тчк.

Прощальная студенческая

Я гранит науки грызть

еду в край далёкий,

где для юных школяров

путь открыт широкий –

к знаньям, что так жажду я,

к сказочным вершинам

тайн великих, что не счесть,

к вековым глубинам.

Как однажды слышал я

в анекдоте старом,

«Век живи и век учись» –

сказано недаром.

Просвещенья дух подчас

нас преображает

так, что и родная мать

после не узнает.

Тот, кого ученья свет

по дороге длинной

вёл всю жизнь, на склоне лет

не умрёт дубиной.

Духом твёрд и крепок лбом,

жизнью закалённый,

доберётся он ужом

на стезе учёной

до местечка, где потом

тихо он дождётся,

когда как-нибудь ему

случай подвернётся.

Птицу счастья, что взмахнёт

сильными крылами

в судьбоносный миг за хвост

ухватить руками.

Если вовремя ему

птица подвернётся,

то совсем другая жизнь

у него начнётся.

Среди всех мастеровых

госпожи Науки

много было и таких,

что погрели руки.

Тихо спрятавшись в тени

общей громкой славы,

не спешите их ругать –

будете неправы.

Серый фон, скажу я вам,

как-то оттеняет,

и любой талант на нём