Александр Ливанов - Нежелание славы

– Нет, думаю, что так оно и есть… В сущности, об этом – вернее, и об этом тоже – «Дон Жуан» Пушкина…

– Ну, до Пушкина дошли – дальше некуда… Значит, пора к столу! Прошу! И не взыщите, лето, вернее – предлетье… В магазине, на рынке – почти пусто.

– Это из пустоты вы такое пиршество создали! Целу́ю ручки!

– Да вы сперва пообедайте, а потом уж «ручки»…

– Это он боится, что забудет! Он ведь знаешь кто? Он – Дон Жуан?

– Что ты такое говоришь? Л. – Дон Жуан! Иди ты… Никогда не поверю. Не морочь мне голову. Лучше займись вином. Настоящая пробковая пробка. Небось штопор не возьмет. Я пробовала – как бы ни пришлось пробку проталкивать внутрь…

– Совой о пень – пнем о сову?.. Какая разница… Но ни куска, ни глотка, пока не сядете с нами!

– Как бы не так… Будет бегать… Утешься. Оставь герою сердце – а женщине кухню. Иначе – кем будет герой? Тираном. Это из классики вестимо. А кем будет современная женщина? На этот вопрос классика не успела ответить… По-моему, никем не будет… Прошу прощенья. Итак, первый тост за хозяйку!

Мы сидели на балконе, на одном из этажей шестнадцатиэтажки с поэтом З. Мягкая прохлада после знойного дня была приятна и даже упоительна. Внизу бесшумно проносились разноцветные автомобили. Жена З. была на даче, поэт был один дома, уговаривал меня брать к чаю печенье и варенье, чувствовать себя запросто, потому, что он не умеет принимать гостей, все это обычно за него делает жена. Я, как водится, просил его не беспокоиться, что все это пустяки, все хорошо – ведь и вправду не ради чая, варенья-печенья пришел я к нему в гости. Надо было подумать об одном альманахе, составителем которого был З. Он был рассеян, видать, попал я к человеку, когда у того на душе было желание вспоминать, исповедоваться. А, может, ему просто неприятна была мысль про альманах, предстояло рыться в старом хламе, в пыльных книгах, читать-перечитывать, причем, не ради удовольствия: «для дела»… А умеют ли поэты делать что-то «для дела», по обязанности?.. Им подай это – «вдохновение»!..

Но кто кроме З. сумеет составить такой альманах! В издательстве мне дали понять, что З. теперь в этих скудных «составительских» рублях не нуждается, на этот раз – он нужен издательству, а не наоборот, что он уже стар, часто болеет… Одним словом, мне надо будет «поухаживать» за старым поэтом…

А я чувствовал, что вовсе не умею я «ухаживать» – З. каждый раз уводил разговор от альманаха. Он все ударялся в воспоминания, едва заглянув в план-проспект, где были фамилии поэтов, но не было еще рядом с фамилиями нужных стихов… Я просто не понимал тогда, что З. «отвлекаясь» и предаваясь «воспоминаниями» уже «переписывал» будущий альманах!.. Но слава богу, я чувствовал себя несвободно перед известным поэтом, не умел, или не хватало все решимости – повернуть его «на дело»…

– Вот К… У него есть несколько дивных стихотворений о любви!.. Да, да – несколько! Вы думаете – мало? Что из того, что тома издавал. Пусть! Так и надо… Но ради трех-четырех стихотворений, которые живут после поэта – стоило ему родиться, жить и писать… Обязательно их разыщу! Мне бы умереть с таким убеждением – умер бы спокойно. Да разве в этой суете нашей что-нибудь поймешь окончательно?.. Тем более в наше – коллективистское – время. Целые обоймы поэтов – точно стреляные холостые патроны… А вот К. – я знал хорошо! В начале тридцатых пришел к нему в редакцию. Он приходил раз в неделю на полдня. Надо же как-то подкормить старого поэта. Чтоб с голоду не помер. А там семья – жена, теща, дети. Как-то вокруг поэта всегда собираются, чтоб кормиться. Еще от Пушкина! Или еще раньше. К тому же К. знавал Блока, Белого, Брюсова… Знавал? На равной ноге! Спорил с ними! Кто тогда мог знать – кто будет кто?.. Когда-то был читатель-друг, теперь просто – «массовый читатель»! Когда-то был издатель-друг – теперь: государственное издательство. Вот, скажем, вы? Служащий вы, государственный служащий! Ничем не жертвуя: ни злобы, ни любви… Ведь так? Ничего на себя не возьмете! И начальство в издательстве вам не позволит… Всех вас надежно кормит, поит, одевает строка поэта. При этом вы еще норовите строчку эту, кормилицу свою, укусить за грудь! Превратить в лозунг!.. Напляшетесь на нашем брате – пока напечатаете! Вы великое снисхождение делаете поэту! И все вы вроде не уверены – нужна ли кому-то эта… поэзия…

Я тогда молоденький был. Кропал стишата – звонкие, шумные, наивные… Тогда такие стихи требовались… К. перечитывает мою стихозу – «Баллада о шагающем кране». Можете себе представить, что это была за поэзия!